Загадка о морском пейзаже

Впрочем, большая часть товара не запрещена и свободно продается по обе стороны границы. Но высокие ввозные пошлины на импорт делают невыгодным его легальную доставку. Контрабанда же приносит баснословные прибыли. Не одиночкам, конечно. Хотя и мелкому мешочнику в случае удачного пересечения границы вырученных денег с лихвой хватит на три-четыре месяца безбедной жизни. Крупные же купцы ворочают сотнями тысяч. Я их всех хорошо знаю. Например, один живет здесь в Гельсингфорсе в собственном особняке. С ним при встрече раскланиваются бургомистр и полицмейстер. Есть у него также шикарные дома в Петербурге, Стокгольме и Лондоне. Он является членом престижного английского клуба, в который принимают только аристократов. И входит в совет Петербургской биржи. Его друзья министры, царедворцы и такие же, как он, миллионеры. И все они считают его меценатом и благородным человеком. И только немногие знают, на чем он сколотил свое состояние. Чтобы и дальше разрабатывать свою золотоносную жилу, хозяева тайной торговли содержат целые флотилии судов, сотни перевозчиков-«мулов» и отряды вооруженных до зубов головорезов.

От пограничника Вильмонт узнал, что, оказывается, крупные контрабандистские кланы действуют не менее изощренно, чем иностранные разведки: для сбора нужных сведений они используют обширную агентурную сеть на нашей территории. Особенно много старания они проявляют для подкупа должностных лиц. Кукушкин рассказал, что недавно разоблачил своего штабного писаря, имевшего доступ к секретным документам. При этом он не упомянул, что, прежде чем сдать шпиона жандармам, так заехал ему кулаком в ухо, что перебил барабанную перепонку.

Контрабандисты каждый месяц платили писарю по сто пятьдесят рублей за нужные сведения. Примерно столько составляло жалованье армейского капитана. Если же нелегальным купцам требовались особо ценные сведения, они еще больше раскошеливались. Однако их щедрость обернулась против них же. Писарь от шальных денег совсем потерял голову – часто кутил в ресторациях, посещал богатые дома терпимости. На том и погорел.

– А в Ревельской бригаде, – продолжал Кукушкин, – поймали на шпионстве ветеринарного врача – надворного советника. – Эх, будь моя воля, я бы не под суд отдавал разоблаченных предателей, а расстреливал их перед строем солдат, чтобы разом отбить охоту у тех, кто мечтает о больших барышах.

Вильмонт с сомнением покачал головой:

– Вы полагаете, ваши начальники когда-нибудь пойдут на это?

– Мои начальники – мягкозадые канцеляристы, ничего не смыслящие в военном деле! – презрительно бросил пограничник.

– Я обязан подчиняться таможенным чиновникам из Министерства финансов. Ну скажите мне на милость, что умного мне может приказать никогда не нюхавший пороха штатский? К тому же большинство таможенников продажны. Из-за того что в нашем деле нет порядка, граница охраняется бестолково и скудными средствами. Странно, что граница до сих пор не превратилась в проходной двор, с трактирами и дешевыми борделями по обочинам натоптанных тропок.

Оказалась затронута очень больная для искреннего патриота своей страны тема, ибо говорил Кукушкин очень возбужденно и зло:

– У меня на одного солдата приходится пять верст охраняемой территории. Генерал-губернатор Финляндии граф Фален неоднократно обращался к Управляющему Министерством финансов с просьбой об увеличении штатов пограничных бригад. Но положительного ответа так и не получил.

– По какой же причине ему отказали?

– А это вас надо спрашивать – жандармов! – со злой издевкой взглянул на Вильмонта пограничник. – Или вы ловите высокопоставленных взяточников только, когда вам прикажут еще более высокие начальники? Может, вы мне объясните, когда наступит конец этому бардаку? А то мы люди темные – большую часть времени проводим на лесных кордонах и не ведаем того, что происходит у вас в столицах.

Анри нечего было ответить честному солдату с переднего края фронта, по лбу которого за долгую службу пролегли складки тяжелых забот, лицо прорезали морщины гнева, а скулы обтянуло горькой тоской утраты. Негодование этого человека было справедливым. Он имел на него право, ибо был обречен сложить голову за дело, которому преданно служил.

Вильмонт и рад был бы обнадежить пограничника, но не мог. Да и никто не смог бы что-то всерьез исправить в существующем положении вещей. Любым делом в империи заправлял громоздкий бюрократический аппарат, пронизанный коррупцией. Существовало даже мнение, что в России взятки нужны и полезны, ибо являются двигателем прогресса: хочешь, чтобы твое дело сдвинулось с мертвой точки, – подмажь кого нужно. Судя по всему, от беспорядков на границе кормились многие чиновники.

И самое трагичное, что большинству жителей империи не было никакого дела до убитых и искалеченных пограничников. Всех устраивало, что лавки и магазины полны дешевых импортных товаров, ввезенных нелегально.

* * *