Загадка о морском пейзаже

— Ненавижу всякие публичные выступления, — откровенно признался он. — Аннушка, голубушка, прям как быка меня за ноздри вытащила на всеобщее обозрение. Любит она пошутить: то «мосье Кошкиным» меня весь вечер величать изволит, то велит в лицах изображать какого-нибудь Отелло в домашнем спектакле. Но я на нее не в обиде. Что делать! Как любит говаривать мой приятель Кукушкин: «Чего хочет женщина, того хочет Бог!» Я до встречи с Аннушкой можно сказать только умом жил, а теперь живу и сердцем, и душою.

— А мне в Питере хвалили вас… — начал Анри издалека, но Кошечкин тут же добродушно остановил его:

— О делах потом, а то нас обоих прогонят. Забыли, что клятву давали не говорить о делах. Скажу только, что правильно сделали, что ко мне обратились. В городской полиции, на таможне и в магистрате — одни продажные чинуши сидят. Уж я-то знаю… Все повязаны между собой! Ну да мы с вами об этом после поговорим. Зайдите ко мне в контору, буду рад-с.

* * *

Сразу после разговора с Кошечкиным к новичку подошел муж Вельской Николай Сергеевич и предложил осмотреть его коллекцию бабочек. Пока они поднимались на второй этаж в кабинет хозяина, он сетовал на то, что Финляндия небогата чешуйчатокрылыми. Те экземпляры, что здесь водятся, давно им пойманы, а за остальными надо отправляться в южные широты. Супруга же его ни за что не желает ехать в Коктебель или во Флоренцию, ибо обожает эту дачу.

Тем не менее хозяйская коллекция оказалась богата экземплярами, привезенными из разных концов света. Правда, Вельский признался, что лишь небольшую ее часть поймал сам, а остальное купил. Вильмонт увлеченно разглядывал пестрокрылых красавиц, как вдруг почувствовал на своей щеке учащенное дыхание стоящего рядом господина. Холеное, сильно надушенное бабское лицо журналиста с подбритыми бровями оказалось совсем рядом. Вельский вдруг начал объясняться ему в любви!

В первую секунду Вильмонт опешил от такого поворота. А потом изумился сам себе: как он сразу не догадался, что муж Вельской любитель однополой любви! А ведь это сразу можно было заметить: слушая музицирование супруги, он как бы невзначай гладит лежащую на столе руку молодого юноши, чересчур спокойно относится к открытым ухаживаниям за своей женой этого Кошечкина. Нормальный мужчина, дорожащий своим добрым именем, не потерпел бы такого, даже если спутница жизни давно ему наскучила.

«А Эристов-то хорош! — досадовал на командира оказавшийся в глупом положении Вильмонт. — Мог бы предупредить меня об этой пикантной особенности хозяина дома. И смех и грех!»

Между тем Вельский становился все более настойчивым в своих домогательствах. Он даже попытался приобнять понравившегося ему статного мужчину, который недавно читал такие проникновенные стихи о любви. Анри ко всякому был готов, но в данной ситуации не знал, как вести себя. Дать в морду? Будешь выглядеть в глазах местного общества грубым животным. Отшутиться? Да какие уж тут шутки, когда тебя за задницу мужик щупает!

К счастью, рука Вельского вовремя наткнулась на пистолет во внутреннем кармане пиджака гостя.

— Извините… — смущенно пробормотал журналист. — Я не знал… Жена не сказала мне, кто вы…

— Да нет, ничего, — сурово усмехнулся Вильмонт и вернул хозяину коллекционную коробку. — Красивые бабочки… Вам повезло…

* * *

На следующий день с утра Вильмонт отправился по делам в военный порт и еще по нескольким адресам. Проходя по улице, он услышал за спиной стук приближающейся пролетки. В хорошем пароконном экипаже сидел его вчерашний знакомый. Поравнявшись с Вильмонтом, Гаврила Афанасьевич велел кучеру остановиться:

— Очень рад-с встрече! Не откажитесь ли заехать ко мне прямо сейчас, если вы, конечно, не очень заняты?

Анри с благодарностью принял приглашение и отправился вместе с Гаврилой Афанасьевичем в его вотчину.

Рекомендация Вельской сразу перевела приезжего коллегу из категории чужаков в разряд своих, от которых у Кошечкина секретов не было. Штабс-ротмистр познакомил Вильмонта с немногочисленным штатом своего управления. И сразу распорядился, чтобы подчиненные подготовили для питерца интересующие его справки.

Много лет отдавший службе, железнодорожный жандарм даже показал гостю свой небольшой личный музей, в котором были собраны необычные криминальные приспособления промышляющих на железной дороге (и не только) воров, мошенников и душегубцев: крапленые карты, проволочные удавки, трости с выскакивающими лезвиями, стреляющие портсигары, чемоданы с двойным дном для провоза контрабанды.

В отличие от других железнодорожных жандармских управлений, на финляндское возлагалась ответственность за таможенный досмотр провозимых грузов и паспортный контроль проезжающих граждан — от самой шведской границы до Санкт-Петербурга. В специальном альбоме на рисунках были изображены тайники, в которых железнодорожным полицейским приходилось обнаруживать контрабанду, не найденную или пропущенную за взятку таможенниками на шведско-финской границе.