Загадка о тигрином следе

Буквально через несколько минут видимость резко снизилась, так что лётчику приходилось пробираться к цели почти вслепую. Однако когда внизу внезапно возник аэродром, они успели отчётливо увидеть с высоты тёмные силуэты выстроившихся на краю снежного поля аэропланов, а также красный флаг на крыше выстроенного в форме буквы «П» штабного барака. Нервное напряжение сразу спало.

Ещё не успев выбраться из кабины, Луков заметил неподалёку чрезвычайно знакомый худощавый силуэт. Эксцентричного московского хулигана и позёра Гранита Лаптева даже издалека невозможно было с кем-то спутать. А ведь Луков был уверен, что их жизненные дороги больше не пересекутся!

Вид у комиссара был довольно живописный. В клетчатых штанах-галифе, ярко-жёлтых ботинках, расшитой гусарскими галунами бекеше и с огромным старинным револьвером в руке он походил то ли на одесского бандита, то ли на клоуна. Его видимо совсем недавно в очередной раз сильно избили. Голова перевязана, лицо в свежих синяках и ссадинах, один глаз заплыл.

Впрочем, надо было отдать должное неунывающему нраву этого подлинного герой очередной великой русской смуты – не смотря на следы недавних жестоких побоев, парень держался победителем. Быстро выяснилось, что отстранённый от участия в экспедиции и отданный под суд за хулиганскую выходку в артистическом кафе дебошир снова вышел сухим из воды, и даже восстановился в последней должности! Как тут было не восхитится удивительными способностями этого типа. Тем более что комиссар прибыл не с пустыми руками. Он сообщил, что привёз еду! И более того – твёрдо пообещал в течение суток достать достаточное количество топлива, чтобы без проблем долететь до самой Астрахани.

Обрадованный Вильмонт даже уронил фразу, что, да, редкий прохвост этот комиссар, но за снабженческий талант, мол, достоин некоторого снисхождения.

В ожидании прибытия экспедиционного самолёта Лаптев времени зря не терял. Он, как это с ним часто случалось, оказался в самом эпицентре событий, где столь незаурядной натуре было, где развернуться. Его имя в эти горячие дни должно было прогреметь на всю Волгу и достигнуть самой Москвы, чтобы разом заткнуть глотки всем злопыхателям гениального «художника революции», а заодно вдохновить его приятелей-поэтов на сочинение героических эпосов в его честь.

Не имея на то никаких полномочий, Лаптев взял на себя командование оказавшимся «у него под рукой» авиаотрядом. Требовалось в ближайшие часы железной рукой подавить мужицкую смуту, грозящую обвалить весь антиколчаковский фронт. Пехотные и кавалерийские части перед этой задачей неожиданно спасовали. И запаниковавшие штабные чины ухватились за авиацию, как тонущий цепляется за спасательный круг. Но погодные условия исключали возможность проведения воздушной карательной акции, да и лётчики втайне не рвались бомбить натерпевшихся лиха селян. Местное авиационное командование не сумело проявить должную жёсткость и без всякого сопротивления уступило власть самозванцу, который обладал нужным даром убеждения. И Лаптев показал всё, на что был способен, как динамичный жестокий командир себе на уме, которого заботит лишь личная слава…

Кажущийся намного выше своего роста, нервный, с горящим взором комиссар творил настоящий террор. Размахивая револьвером, Лаптев требовал, чтобы лётчики немедленно взлетали. Разыгравшуюся пургу комиссар в расчёт не принимал. Когда ему возразили, что погода нелетная и экипажи рискуют разбиться, Лаптев надменно ответил: «Для красных соколов не существует погоды, для них есть только пролетарское «Даёшь!».

Под угрозой расстрела первый экипаж пошел на взлет, но на высоте 50 метров мощный порыв ветра опрокинул машину. «Сопвич» скользнул на крыло и врезался в землю. Слышен был лязг металла и хруст ломающегося дерева и возможно… человеческих костей. Но комиссар, как говорится, и глазом не моргнув, скомандовал:

– Следующий!

Всё повторилось. Взлёт, потеря управления на небольшой высоте, смертельное падение, с той лишь разницей, что на этот раз одному члену экипажа удалось выжить в аварии, хотя он и получил тяжёлые травмы. Страшно изувеченное мёртвое тело его товарища вытащили из-под обломков и накрыли брезентом.

И снова, ничуть не смутившись, комиссар торжественно стал сыпать лозунгами:

– Даёшь мировую революцию! Превратим в пепел её противников! За Ленина, за международную коммуну всех трудящихся!

С револьвером в одной руке и маленькой книжицей в другой, с горящим взором и лихорадочным румянцем на смуглых щеках этот одержимый маньяк был похож на воинствующего проповедника новой религии. Размахивал он конечно не библией, а карманным изданием Карла Маркса. Но подобно инквизиторам и конкистадорам был готов ради своей идеи пролить реки человеческой роки.