Феликс опять уткнулся головой ей в подол. Его обуревали противоречивые чувства, но за это время он повзрослел и приобрел способность анализировать свои переживания. Поэтому встал и спокойно ответил:
— Что мне было делать, Отилия? Я ждал тебя. Я думал, что ты меня любишь, я верил в тебя, и поэтому, когда ты неожиданно уехала с... с.,,.
— Паскалополом... — улыбаясь, уточнила Отилия.
— Да. Когда ты уехала, мне было очень горько. Я тебя никогда не забывал, все мои мысли принадлежали только тебе, но я был выбит из колеи. Твой отъезд, признаться, казался таким странным, ты мне никогда ничего не объясняла. Хотя сумасбродная надежда нашептывала мне совсем другое, последнее время я уже не думал, что ты вернешься.
— Какой ты глупый!
— Я верил в тебя, я держал данное слово (здесь у Феликса заговорила совесть, и он немного замялся). Может быть, на миг я и ошибся, готов признаться в этом, но ничего серьезного не было. Заблуждение от отчаянья — не больше, потому что ты мне ничего не писала.
Отилия засмеялась:
— Я знаю о твоем заблуждении и торжественно прощаю.
— Что ты знаешь? Откуда?
— А мне рассказал Стэникэ. Не понимаю, откуда он узнал, что я приезжаю. Но сегодня ночью он был на вокзале с огромным букетом цветов. Понятно, что он мне наговорил всякой всячины, другому хватило бы на целую неделю. Он мне рассказал и о твоем приключении с Джорджетой. Но ты же знаешь, что я умею различать правду и ложь в словах Стэникэ. Я ничему не поверила.
— Но все же до определенного момента это была правда.
— Ах, Феликс, ты до сих пор еще ребенок! С точки зрения наших отношений тут не может быть никакой правды. Я сказала, что люблю тебя, но я тебе вовсе не нянька.
Отилия, забравшись с ногами на табурет, привлекла Феликса одной рукой к себе и поцеловала, а другой забренчала какую-то мелодию, заключив:
— Значит, все в порядке! Немного подумав, она сказала:
— Между прочим, я получила очень смешное письмо от тети Аглае и компании, кто-то из них подписался: Иисус Христос. Наверное, в шутку. Кто бы это мог быть? Я не думаю, чтобы Тити был способен на такую оригинальную выходку.
Феликс заметил, что это мог сделать только Симион, который действительно считал себя последнее время спасителем. Отилия была тронута несчастьем старика, даже испугана.
— Феликс, — спросила она, — возможно ли, чтобы кто-нибудь сошел с ума так, сразу?
Феликс заверил ее, что невозможно и что у Симиона было какое-то наследственное заболевание. Отилия, казалось, поверила и сказала:
— Так говорит и Паскалопол. Юноша нахмурился.
— Отилия, — сказал он, — я ничего не имею против Паскалопола, наоборот, я чувствую себя обязанным ему. Он такой симпатичный человек, и я бы не удивился, если бы девушка вроде тебя полюбила его.
— Ага! — иронически произнесла Отилия.
— Но признайся сама, что все выглядит очень странно, даже самая нерушимая вера могла бы поколебаться. Ты поехала в Париж и столько времени пробыла там с Паскалополом. В качестве кого? Ты его любишь? Поверить в это — значит не верить больше твоим словам. Во всяком случае, он должен тебя любить. Ты, Отилия, начинаешь становиться для меня загадкой. Паскалопол и я — каждый из нас имеет основания считать, что ты его любишь, однако мы оба в этом не уверены. Прошу тебя, Отилия, скажи откровенно, не заставляй меня страдать! Почему ты все время бываешь с Паскалополом, почему ты ведешь себя так, что будишь в нем надежды?
Отилия медленно повернулась на табурете и, ничего не ответив, заиграла на пианино.
Феликс осторожно, так, чтобы не задеть упрямых пальцев Отилии, прикрыл крышку рояля, встал на колени и обнял ноги девушки.
— Отилия, прошу тебя, скажи, это правда, что ты обручилась с Паскалополом, как утверждают люди?
Девушка долго и ласково смотрела своими голубыми глазами в глаза Феликса и ответила тихо и спокойно:
— Нет, неправда, Феликс. Теперь ты доволен?
— Я бы должен быть доволен, но есть что-то такое, что заставляет меня сомневаться. Значит, ты способна давать повод такому человеку, как Паскалопол, думать, что ты его любишь, хоть это и неправда?
— Паскалопол, — сказала слегка задетая Отилия,— вовсе не думает, что я его люблю. Он ведет себя со мной так, как вел, когда я была маленькой, пятилетней девочкой. Мне бы показалось странным, если бы это было иначе. Я вернулась домой веселой, а ты опять портишь мне настроение.
— Прости меня, Отилия, — с раскаянием произнес Феликс, — я не хотел тебя огорчать. Я тебе откровенно высказал все, что передумал, пока тебя не было.
— Феликс, — взмолилась Отилия, — ну почему ты не хочешь быть благоразумным? Мне так много нужно тебе рассказать. Пойдем ко мне наверх.
И девушка, взяв его, как обычно, за руку, потянула за собой и вместе с ним побежала вверх по лестнице.