Загадка Отилии

Почти с религиозным благоговением выслушал дядя Костаке советы врача, хотя и остался немного разо­чарован, потому что ему не прописали лекарств. Отилия, как только узнала об этих советах, решила развле­кать старика. Благодаря бесконечной любезности Паскалопола дядя Костаке и Отилия теперь почти ежедневно совершали прогулки в коляске, встречаясь очень ча­сто с помещиком. Феликс опять сделался мрачен. Осо­бенно на него подействовало обещание Паскалопола снова приехать играть в карты, чтобы рассеять Костаке. Своей женской интуицией Отилия, в душе которой отсут­ствие всяких предрассудков уживалось с суевериями, по­чувствовала, что старику необходима вера во что-нибудь незыблемое. Она зашла в бывшую комнату своей матери. Здесь перед иконами висела серебряная лампадка, кото­рую никогда не зажигали. Отилия вычистила ее и пере­несла в столовую, где дядюшка Костаке, ради экономии дров, устроил себе жилье, наполнила ее маслом и зажгла. Старик удивленно посмотрел на Отилию, ни словом не одобрил ее, но и не протестовал, а как-то раз даже сам пришел к девушке и озабоченно сообщил ей:

— Потухла лампадка, нужно ее зажечь!

Когда по мере сгорания масла огонь достигал нали­той на Дне воды и начинал трещать, Костаке вздраги­вал, словно слышал какой-то шепот, полный зловещего смысла. Но несмотря на все мелкие треволнения, он во­все не выглядел подавленным. Нет. В глубине души он был уверен, что слова доктора нужно понимать в благо­приятном смысле: не может человек умереть, если врач говорит, что он здоров.

Впрочем, он ничего не понимал в медицине — ведь он никогда не болел — ив том, что с ним произошло, видел только упадок сил, следствие жары или усталости. Он вспомнил, что, будучи ребенком, он чем-то заболел и у него был сильный жар (что это была за болезнь, он так и не знал), но потом выздоровел, и теперь тоже считал: раз уж принято лекарство, значит он снова обрел свою прежнюю силу. Каких-либо понятий об изнашивании ор­ганизма у него не было. Планы, которые он молча обду­мывал, становились все более грандиозными и простира­лись все дальше и дальше.

Феликс достиг наконец совершеннолетия и теперь мог самостоятельно распоряжаться доходами, получаемыми от банка. Тут-то он узнал, что и Аглае принимала участие в опеке над ним. Все было оформлено с помощью адвоката, который хоть и был человеком порядочным и внимательным, однако удержал в качестве гонорара до­вольно крупную сумму. Феликс ходил грустный, словно его ожидало изгнание, но старик поспешил выразить уве­ренность, что юноша останется жить у него «на преж­них условиях». Отилии было стыдно, но она старалась не вмешиваться во все эти дела, а Феликс всячески убе­ждал себя, что никакого дурного побуждения у Костаке быть не могло, пока девушка откровенно не заявила ему:

— Отец немного наживается на тебе. Это маленькая, но очень противная слабость, от которой я теперь уже не могу его отучить, ведь он совсем старик. Раз уж ты остался, признаюсь тебе, что я очень этому рада.