Загадка Отилии

— Нет, папа, рояль в комнате, там же, где всегда был.

— Поди и сыграй что-нибудь.

Отилия вышла и исполнила ту же пьесу Чайковского, которая на этот раз прозвучала зловеще. Теперь старик ей поверил.

— Папа, ты убедился, что рояль на месте? Откуда ты взял, что он куда-то делся?

— А глаза? — спросил дядюшка Костяке.

— Какие глаза?

— Глаза, которые смотрели на меня вчера вечером через окно!

Отилия подумала, что у старика небольшой бред, и ничего не ответила. После того как за целый день не произошло никаких ухудшений, после того, как сам Василиад осмотрел дядю Костаке, все вынуждены были при­знать поразительную жизнеспособность больного. Сторо­жить его стало еще скучнее. Старик ворочался и» своем диване, не желая его покидать, разве что ради кое-каких нужд (спускаться ему помогала Марина), к казался вполне довольным. Состояние возбуждении вновь верну­лось к нему. Аглае созвала семейный совет и, горячо под­держанная Стэникэ, решила, чтобы за стариком наблюдали все по очереди. Стэникэ заявил, что никто не должен входить в комнату больного, чтобы не вызывать у него подозрений, а то он рассердится и составит завещание в пользу Отилии. Марина будет давать знать обо всем и сообщит, когда нужно. Но это не мешало самому Стэникэ постоянно являться к старику, спрашивать его о здоровье, рассказывать ему о больных, вставших со смертного одра, и нести разный вздор. Его только злило присутствие Отилии, которая ухаживала за дядей Костаке без всякого от­вращения, что весьма удивляло Стэникэ. Отилию считали легкомысленной, но она показала себя преданной и терпе­ливой. Дядя Костаке с нескрываемой враждебностью смотрел на Стэникэ. При виде его он неподвижно засты­вал в постели и пристально следил за ним.

Паскалопол вскоре нанес старику визит и, улучив ми­нуту, когда они остались одни, потому что наблюдение Стэникэ было неослабным, подтвердил, что положил деньги в банк на имя Отилии. Он показал старику письмо. Паскалопол надеялся, что Костаке заговорит об остальных деньгах и вручит их ему. Однако из деликатности сам он ничего не сказал старику и даже постарался уехать как можно скорее, чтобы не возбуждать подозрений у Аглае. Стэникэ на улице спросил Паскалопола:

— Что сказал старик? Составляет он завещание? Что он думает делать?

— О подобных вещах я с ним не говорил, — заверил помещик.— Как это можно? Какое право я имею вмеши­ваться?

«Хитрый грек. С ним, с Отилией и Феликсом, да еще с Джорджетой, можно было бы покорить мир».

— Что вам сказал Паскалопол? — спросил Стэникэ дядю Костаке.

— Что он мне сказал? — повторил старик, отталкивая Стэникэ рукой, недовольный, что тот слишком близко по­дошел к постели. — Ну что он мог мне сказать?

— Откуда мне знать? Но он хитрый. Посоветует вам какую-нибудь глупость и введет в заблуждение. Не вну­шает он мне доверия. Вам бы нужно было проконсульти­роваться у меня, ведь я адвокат, не так ли? Для вас я все сделаю и без всякой мзды.

— Не нужен мне адвокат, — отрезал старик.

Стэникэ шпионил за Феликсом и Отилией, стараясь разузнать, когда они уходят в город.

— У тебя сегодня лекции, да? — спрашивал он.

— Да, — отвечал Феликс, ничего не подозревая.

Но Отилия совсем не выходила из дому, целиком по­святив себя заботам о дяде Костаке. Стэникэ все время уговаривал ее:

— Ты переутомишься, заболеешь. Это нехорошо даже в интересах старика. Выйди прогуляйся, я присмотрю за дядюшкой Костаке.

Как-то, притаившись на кухне у Марины, куда он про­ник с черного хода, Стэникэ заметил, что Феликс отпра­вился в город. Следовательно, в доме оставалась только Отилия. Выйдя тихонько из кухни, он прошел к парад­ному ходу, открыл готическую дверь и прокрался через все комнаты к столовой. Заглянув в замочную скважину, он удостоверился, что там никого нет, кроме старика, ле­жавшего на диване. Тогда он снова вышел на улицу и че­рез черный ход проник в комнату с роялем. Отилия си­дела, задумавшись и подперев голову руками.

— Как себя чувствует дядя Костаке? — спросил Стэ­никэ.

— Все так же, — хмуро ответила Отилия.

З— наешь, сегодня после обеда, кажется, должен приехать Паскалопол, так он мне говорил, — соврал Стэ­никэ.

— Да? — изумилась Отилия. Немного подумав, она спросила: — Не можете ли вы сходить в город и купить мне коробочку пудры?

— Дорогая, — стал отказываться Стэникэ, — с огром­ным удовольствием, но я ничего не понимаю в предметах женского туалета. И потом ты же знаешь мою Олимпию: если до нее дойдет, что я куда-то ходил ради тебя, не сно­сить мне головы. Иди, иди быстренько, а я посторожу. Не веришь, что Стэникэ способен на самопожертвование? Очень жаль.

— Немного подумав, Отилия решилась:

— Я ненадолго, только на полчаса. Побудьте, пожа­луйста, здесь или попросите прийти Аурику.

Стэникэ на турецкий манер приложил руки к груди в знак того, что достоин всяческого доверия.

— Иди, не беспокойся.