— Ну и как же? — насмешливо спросил дядя Костаке, не переставая есть.
— Разделить деньги между наследниками, выделить каждому его долю, так чтобы они не достигали облагаемого минимума. А если хотите, отдайте их в долг государству или проедайте свои денежки.
Дядя Костаке готов был сердито заявить, что у него ничего нет, но прямо перед ним, как неоспоримое доказательство, что он получил изрядную сумму, сидел Иоргу. Поэтому Костаке ограничился шуткой:
— Когда молод, деньги не водятся, а в старости, только накопишь — глядь, тебя уже подстерегают родственники.
— Вот именно! — подтвердил генерал. — Поэтому-то я и решил израсходовать деньги вместе с молодостью.
Сказав это, он стиснул руку Феликса, но еще крепче ручку Джорджеты.
— Mon gйnйral [21], — воспользовалась случаем Джорджета, — когда вы купите мне шубу?
— Вопрос запоздал, — галантно ответил тот. — Покупка давно предрешена! Ты хочешь сказать, когда мы отправимся с тобой, чтобы ты могла выбрать?
Олимпия с завистью и жадным любопытством, словно на какое-то невиданное чудо, посмотрела на Джорджету.
Разговор перешел на детей, для которых родители копят деньги, отказывая себе во всем, а те потом их проматывают.
— Счастье, что у меня дочь, — проговорила доамна Иоргу, — девушки гораздо умнее!
— А разве дочерей не нужно выдавать замуж? — заметила Олимпия. — Иногда с ними труднее, чем с сыновьями. Я это по опыту знаю.
— Я не буду настаивать на замужестве! Если посчастливится — пусть выходит, а нет — и так хорошо!
— Превосходно! — воскликнул Вейсман. — Она будет практиковать свободную любовь для собственного удовольствия.
Кроме Джорджеты, Феликса и генерала, которые так и прыснули со смеху, все остальные с изумлением посмотрели на Вейсмана. А Олимпия глянула на него, как на какое-то чудовище.
— Как? — почти завизжал Стэникэ. — Не выдавать девушку замуж? Это преступление, мадам! Так и знайте. Это двойное преступление — против прогресса нации и против экономики. Как можно допустить, чтобы девушка оставалась бесплодной, чтобы исчезала румынская нация, чтобы уменьшалось народонаселение? А с имуществом что делать? В конце концов, оно представляет собой заем, данный каждому обществом, который должен быть возмещен...
— Браво! — одобрил Вейсман. — Он должен быть возмещен коллективу.
На Вейсмана снова обратились удивленные взоры.
— Позвольте, — оборвал его Стэникэ, — не путайтесь вы со своим социализмом. Богатство должно быть передано в руки детей, с тем чтобы им воспользовалось новое поколение,
— Ты порешь чушь, Стэникэ, — спокойно сказала Олимпия. — Само собой понятно, что наследовать должны дети.
— Ну конечно, — подтвердила пышная доамна Иоргу.
Сам Иоргу в свою очередь склонился к генералу, Феликсу и Джорджете и заверил, сопровождая свои слова благородным жестом:
— Девочке, своей малютке, я оставлю царское наследство!
Это услышал Стэникэ.
— Вы не поняли меня, — воскликнул он, — вы же не даете мне высказаться! Недостаточно оставить девушке наследство, необходимо выдать ее замуж, чтобы богатством воспользовался и другой.
— Выдадим, выдадим, — примирительно проговорил Иоргу.
— Однако весьма важный вопрос — за кого выдать!
— Я бы хотела за офицера или врача, — сказала доамна Иоргу.
— За врача? — подскочил Стэникэ. — Вот перед вами врач! — И он протянул руку к Феликсу. — Лучике сейчас восемь лет, через шесть лет она будет уже зрелой девушкой, а он — свежеиспеченным доктором. Прекрасный юноша!
Иоргу и его жена с робкой симпатией смотрели на Феликса, который находил эту сцену весьма тягостной и проклинал про себя болтливость Стэникэ. Олимпия же казалась недовольной, и Феликса поразило ее сходство с Аглае.
— У вашей дочери, — заговорила она с мягкой усмешкой, — должны быть более высокие стремления — член магистрата, высший офицер!
Стэникэ расхохотался, но не объяснил почему. Иоргу, чтобы примирить спорящих, заявил:
— Кем он будет — не все ли равно, был бы только порядочным юношей, трудился бы, как я, ведь я поднялся с самых низов! Однако что нам сейчас напрасно толковать, ведь девочка еще маленькая. Лучше выпьем за здоровье ее и за всех присутствующих.
Кельнеры, стоявшие наготове за спинами гостей, наполнили бокалы, и все выпили. Генерал сильно захмелел, но продолжал держаться с достоинством. Он во что бы то ни стало хотел, чтобы отношения между Феликсом и Джорджетой были более сердечными.
Послушайте меня, — приставал он к Феликсу, чувствовавшему себя очень стесненно, — Джорджета — это жемчужина, восхитительная девушка, с которой вы должны поддерживать знакомство, я прошу вас об этом. В ваши руки я передаю мою драгоценную питомицу.
В это время дядя Костаке, довольный тем, что избавился от нападок Стэникэ, усердно ел и пил, облизывая толстые губы и уставившись в тарелку. Доамна Иоргу, взглянув на него, сочла своей обязанностью любезно справиться:
— Домнул Джурджувяну, я слышала, у вас живет барышня, дай ей бог здоровья и хорошего мужа. Где же она, почему вы не привели ее с собой?