— Ну как, неплохо?—спросил Стэникэ. — Ночной кабачок! Здесь делаются большие дела. Мне бы одно такое — и я не нуждался бы больше в адвокатуре. Что вы будете есть?
Узнав, что Феликс еще не обедал, Стэникэ сам выбрал и заказал кушанья и потребовал вина, давая подробные инструкции относительно его букета и температуры. Кельнеры слушали внимательно и даже подмигивали. Стэникэ им, очевидно, был хорошо известен.
— Хорошо, домнул! Сию минуту!
— Послушай, Жан (видите, вот этого я освободил от военной службы), — сказал Стэникэ, — хозяин здесь?
— Здесь! Позвать?
— Нет, нет, не теперь!
Стэникэ и Феликс принялись за еду и питье. Прозрачное, пенистое, чуть горьковатое вино одурманило юношу. Стэникэ громко разглагольствовал, сожалел о прошлом, бил себя в грудь по поводу упущенных грандиозных возможностей, клялся, что в будущем его ждут почести, и время от времени обещал застрелиться. У Феликса, невольно ставшего разговорчивым, вырвалось имя Отилии.
— Ага, улетела голубка! — воскликнул Стэникэ. — Не предупреждал ли я вас? Дорогой мой, вы молоды и не обладаете моим опытом, но да будет вам известно, что такие девушки, как Отилия, могут довести до отчаяния, если с ними вовремя не развязаться. Ну, конечно! Она опять уехала к Паскалополу, к этому старому сатиру. У него имение, большие деньги, он может исполнить любой еe каприз. Не будьте ребенком, не огорчайтесь так! Ах, ах, прекрасная молодость! Если бы она пришла еще раз, уж я сумел бы ее прожить как следует. Таких, как Отилия, сотни, стоит только руку протянуть. Погодите, я добуду вам первоклассную девочку... А что я вам говорил об Отилии? Хорошенькая девушка, прелестная, я согласен, но легкомысленная, мотовка, женщина, которая способна вас разорить. На нее нельзя рассчитывать. Сегодня она с одним, завтра с другим. Знаю, она говорила, что любит вас, подавала надежду, возможно, вы зашли и дальше. Зашли? Говорите прямо, клянусь, что никому не скажу! Вы обладали ею? Нет? Серьезно? Ну как же вы неопытны! И что же в результате? Она упорхнула, и все! Как будто со мной она поступила иначе!
Феликс только рот разинул — винные пары мешали ему сообразить, что все это выдумки Стэникэ.
— Клянусь, об этом всем известно! — божился Стэникэ. — Я хотел жениться на ней, поднять ее до себя, не спрашивая ни о чем, все было готово, понимаете, я вкусил любовных наслаждений, а потом Отилия бросила меня.
— Вы хотели жениться на Отилии?
— Да, моншер [10], разве вы не знали?
Но, увидев, как побелело лицо Феликса, Стэникэ предпочел уклониться от этой темы.
— Таковы женщины, дорогой мой, не следует ими увлекаться. Возьмем мою Олимпию. Я уважаю ее, я боготворил ее (между нами — у нее великолепное тело, все качества выдающейся куртизанки), но она наводит на меня скуку. Подрезает мне крылья, мешает моим планам Мне нужна женщина светская, опытная, умная.
В эту минуту в комнату вошла весьма элегантная девушка с большим меховым боа на шее. Она выглядела очень оживленной. Стэникэ вскочил.
А, Джорджета, рад тебя видеть! Как поживаешь? Джорджета, ничего не ответив, опустилась на стул против Феликса, подперла рукой подбородок и придвинула бокал, чтобы ей налили вина. Она спросила:
— А кто этот молодой человек?
— Ты с ним не знакома? Мой родственник по жене, чудесный юноша, студент-медик!
— Да? — ласково промолвила Джорджета, к смущению Феликса, бесцеремонно разглядывая его.
Стэникэ отрекомендовал ее следующим образом:
— Это Джорджета, первоклассная девушка!
Джорджета действительно была хороша. У нее было полное личико и довольно пышная фигура, но она не казалась толстой. Черные густые волосы вились, как у неаполитанки. Две прелестные ямочки на щеках выглядели почти неправдоподобно. Ее удивительно нежная кожа походила на мрамор и прекрасно гармонировала с пластичностью фигуры. Лицо было гладкое, чистое, губы сочные. Руки с миндалевидными тонкими ногтями отливали перламутром. Казалось, ее брови и ресницы растут из бархатистой мякоти персика. Дрожь пробежала по телу Феликса при одном лишь взгляде на это изящное создание. Когда девушка пила, губы и зубы ее виднелись сквозь хрусталь, и Феликс мог убедиться в их безупречности. Двигалась она плавно, говорила просто и очень непринужденно, но с полнейшей благопристойностью, произнося слова мягко и вкрадчиво. Феликсу она сразу понравилась, хотя он догадывался о ее подозрительной профессии, и его несколько удивляло, что при столь редкостной красоте можно так низко пасть.
Джорджета внезапно подсела поближе к Феликсу.
— Как вас зовут? — точно школьница, спросила она.
— Феликс.
— Феликс, а дальше как?
— Сима.
— И вы изучаете медицину?
— Да.
— Как забавно! Я еще не была знакома ни с одним студентом-медиком.
Стэникэ ободряюще подмигнул Феликсу и сказал:
— Первоклассная девушка!
— Оставь меня в покое, приятель! — рассердилась Джорджета. — Что ты все выскакиваешь со своей «первоклассной девушкой»?
— Божественная! — воскликнул Стэникэ.
— Какой ты надоедливый! Налей мне еще вина.