— Впрочем, — уже несколько веселее сказал отец Беренжер, проглотив кружок колбасы и запив его большим бокалом вина, — я вполне доволен этому послаблению. Я имею в виду – насчет поста. Советую, кстати, и тебе попробовать – замечательная колбаса, мне ее поставляют из Гамбурга каждую неделю, говорят, при ее изготовлении используются какие-то там особые травы, способствующие плодовитости… Хотя тебе еще рановато о таком думать, да и, по-моему, это чистый вздор!.. Что же касается меня, то я всегда придерживался известного мнения: не то грешно, что входит в уста, а грешно то, что из уст исходит. Так что угощайся, Диди, а заодно и приступим к нашей беседе.
О том, что в тот вечер исходило из уст отца Беренжера
…я говорю: песнь моя о Царе; язык мой – трость скорописца.
Он довольно долго собирался с мыслями, наконец проговорил:
— …Все, право же, настолько запутано…Начну, посему, с присказки. Великий Микеланджело, — слыхал такое имя? — заполучив глыбу мрамора и не зная, с чего ему приступить к работе, начал вырубать статую с большого пальца правой ноги. В результате из-под гениального кресала художника вышел его грандиозный Давид (возможно, когда-нибудь еще удостоверишься сам, насколько прекрасно это творение!), хотя, видит Бог, начинал не с самого главного, ради чего задумывал столь величественную скульптуру. Последуем же и мы его примеру: с чего бы мы ни надумали начать – с Божьей помощью, рано или поздно что-нибудь целое да изваяется… А пожалуй, даже лучше будет, если начнешь ты сам. Ты уже видел сегодня много такого, что, наверняка, показалось тебе довольно странным. Давай же, Диди, задавай любые вопросы – так мы, полагаю, быстрее к чему-нибудь продвинемся. Ну же, я слушаю тебя. Не бойся, давай!
Господи, да все, все мне казалось странным! Включая запах этот, что шел от господина кюре, — но не с этого же, право, начинать свои вопросы!
Поэтому, чуть подумав, я начал с самого, как мне казалось, безобидного, к тому же сидевшему во мне еще со времени нашей поездки в Париж.
— "Голубка"… — сказал я. — Что это за корабль, кто и куда на нем плыл?
— М-да, — вздохнул отец Беренжер, — боюсь, ты начал не с пальца ноги, а с самой что ни есть головы. Похоже, я поторопился, предлагая тебе это. Давай-ка, в отличие от Микеланджело, сделаем еще одну попытку.
— Ну тогда, — сказал я (изрядно бродившее во мне вино способствовало смелости), — расскажите про "Черную Мадонну". Вы говорили, что вовсе она и не Мадонна; кто же она, в таком случае?
— А чье, по-твоему, изваяние следует ставить в храме, носящем имя Марии Магдалины? — ответил преподобный вопросом на вопрос.
— Ее, надо полагать, Марии Магдалины, и следует, — промямлил я.
— Именно, — согласился кюре. — "Черная Мадонна" – это ее статуя, а вовсе не Богоматери, кою, по продолжающей существовать традиции, ваяли из белого мрамора… Да, именно статуя Магдалины и стоит в моем храме… И кем же она, по-твоему, была, эта Мария Магдалина?
— По-моему, грешной блудницей, прощенной нашим Господом.
— А это уже ты, мой мальчик, — сказал отец Беренжер, — пребываешь в плену у сплетни, хотя и весьма распространенной, но и весьма поздней, к тому же не известно (ах, нет, почти что известно!) кем придуманной. Да, некая прощенная блудница, действительно, присутствует в текстах Святого Писания, но там едва ли мы уловим хотя бы намек на то, что это в точности Мария Магдалина. Да и было бы довольно странно, если бы это впрямь была она.
— Отчего же? — возразил я чуть заплетающимся после второго бокала языком (но надо же было показать, что я уже – вполне мужчина). — Ведь Спаситель наш благотерпив и всепрощающ. Почему же Он, вы думаете, не мог возвысить даже самую падшую?
— Да мог Он, все Он мог! — нетерпеливо оборвал меня отец Беренжер. — Только прозвище это – Магдалина – оно, по-твоему, откуда взялось?
В ответ я лишь пожал плечами: мало ли на свете прозвищ всяческих.