Загадка пернатого змея

Когда я только появился среди целителей, я считал, что они являются группой весьма необычных религиозных людей, составляющих особое братство. У меня создалось впечатление, что я попал к невероятно набожным католикам, с предельной серьезностью относящимся к своей вере.

Если бы они не придавали особого значения практике целительства, то, по моему мнению, они могли бы легко сойти за Капуцинских монахов, разве что не носивших рясы. У доньи Сильвии имелся даже свой алтарь, заставленный изображениями ее святых покровителей, и более того, для них было совершенно обычным делом участвовать в новеннах (девятидневных молитвах) по Розарию.

Кроме того, они регулярно посещали мессы и участвовали в религиозных праздниках. Мы даже ходили на празднования в соседние города. Несмотря на то, что все это не доставляло мне особого удовольствия, я воспринимал это как нечто само собой разумеющееся, поскольку в то время все еще считал их крайне набожными людьми.

Целители были в очень хороших отношениях с отцом Игнасио Рохасом, очень приятным человеком небольшого роста. Самым лучшим было то, что он весьма положительно относился к занятию целительством и временами даже присылал пациентов на консультации. В свою очередь, донья Сильвия и другие женщины группы, которые представлялись людям как родственники, делали свою часть работы по уборке и поддержанию его церкви в хорошем состоянии.

Однажды целители сообщили мне, что являются приходскими паломниками и хотят, чтобы я сопровождал их во время странствий. Я возразил им, что хоть я и чувствую себя гораздо лучше, я все-таки еще не до конца выздоровел.

Тогда они пояснили мне, что если я хочу оставаться с ними, мне придется перенять их обычаи. Среди магов нередко повторялось, что в мире ничего не дается даром, и если ты хочешь учиться, тебе придется основательно поработать.

С большой неохотой я начал участвовать в их религиозных событиях — они не оставляли мне другого выбора. Временами я чувствовал себя как трудный ребенок, которого каждое воскресенье родители тащат на мессу.

Всегда, когда я сопровождал их в этих путешествиях, они в первую очередь обращали мое внимание на христианский аспект религиозного события. В конце концов, прошло еще много времени, прежде чем я полностью понял все то, что действительно происходило на этих праздниках.

В то время, хоть я и был свидетелем множества традиционных обрядов, я рассматривал их исходя из предпосылки, что все это являлось просто отдельными вариациями того, что признано католической церковью.

Тем не менее, в один день все изменилось, на очередном празднике, проходящем в другом городе, куда мы пришли после долгого путешествия. Пока проходили церемонии, я не мог не заметить, что в этом месте совершаются явно не христианские обряды, а ритуалы какой-то древней культуры, довольно отличные от стандартных. Я сильно сомневался, что такие практики были одобрены церковью. После этого случая я начал подозревать, что там происходило что-то действительно чуждое.

Долгие церковные службы и длинные переходы были временами слишком утомительны. Пока я участвовал в этих паломничествах, мне не составило большого труда обнаружить, что позади внешней преданности католичеству участники нашей группы находились под серьезным влиянием доиспанской культуры.

Я мог видеть, что их практики насыщены элементами древности. И даже не только по тому, как они взывали к четырем направлением или очищали присутствующих дымом от копаловой смолы. Помимо этого, я заметил, что их молитвы также варьировались. На испанском языке они восхваляли христианских святых, а на языке древних восхваления были адресованы их древним богам.

Несмотря на то, что сначала они объясняли мне эту деятельность как «фольклорные традиции», мне было легко заметить аборигено-индейскую направленность группы. Все их одеяния и церемонии несли с собой формы, цвета и дух, идущий из древности.

Участвуя в этих действах, я, не ставя себе преднамеренно такую задачу, выучил большое количество песен и молитв из обоих языков, даже несмотря на то, что в то время еще не понимал полностью значения слов, которые повторял. Пока я впитывал их песни и слушал их истории, в меня постепенно проникал тот смысл, который они придавали составляющим их мир элементам. Процесс изучения каждого из них привел к появлению во мне совершенно иного описания мира, где значение вещей перестало быть тем, каким оно всегда было в моем обычном мире.

Когда я спросил дона Мельчора об этой религиозной путанице, он сказал, что все идет таким образом, как и должно. Похоже, этим ответом он сказал мне все, что хотел, поэтому я не настаивал на продолжении разговора. Однако, спустя несколько дней, он опять вернулся к этой теме.

Он начал рассказывать мне, что война кончерос (*ацтекские ритуальные танцовщики, прим. перев.) с религией еще не закончена. Что каждый год они повторяют свои танцы перед церквями, чтобы напомнить всем, что несмотря на то, что захватчики ограбили их земли, им не удалось подчинить их дух. И поэтому битвы еще не закончены и война продолжается.

Он говорил: