Загадка Пьеро. Пьеро делла Франческа

Тот факт, что Лонги называл «историей» морфологический подход – пусть даже «зачаточной и абстрактной историей» – не удивляет, учитывая культурный контекст, в котором он формировался и работал. Однако это не должно укрыть от нас глубокую близость указанного подхода с морфологическими исследованиями, до сих пор очень скудно описанными в их совокупности, которые в те же годы проводились или предлагались в таких дисциплинах, как литературоведение, фольклор или антропология. Процитированные мной страницы Лонги написаны в 1926 году; «Морфология сказки» Проппа создана тогда же; «Einfache Formen» («Простые формы») Жолле, начатые в 1923 году, вышли в свет в 1930‐м; заметки Витгенштейна о «Золотой ветви» Фрейзера были составлены в 1931 году. Эксплицированной точкой отсчета Проппу и Жолле (а равно и Витгенштейну) служили морфологические рассуждения Гете[408]. В случае Лонги эту роль, возможно, играли Ригль[409] и, по-видимому, в рамках отношений «concordia discors», Морелли, для которого (область, требующая еще основательной реконструкции) Гете-морфолог, вероятно, значил очень много. Сарказмы Лонги в адрес фундаментальной ограниченности Морелли, отсутствия чувства качества (повторенные и в связи с тондо из галереи Боргезе)[410] не исключают частичного, глубинного схождения их целей. Лонги был бóльшим последователем Морелли, чем соглашался признать (к этому пункту я скоро вернусь), однако он никогда не являлся простым его последователем. Его морфология намного более артикулирована и тонка.

3

Впрочем, тождество фра Бартоломео = «Святое семейство» из галереи Боргезе, полученное «мгновенно», дабы быть убедительным, должно разворачиваться в аналитическое повествование: иначе «нас никто не поймет, нам никто не поверит». В общем, «зачаточной и абстрактной истории» следует уступить место, по чисто практическим соображениям, «истории конкретной и созданной с помощью общих категорий пространства и времени». Благодаря серии все более и более строгих формальных сравнений произведение распределяется по постепенно сужающимся классам вплоть до того момента, пока оно в точности не помещается в ячейку под названием «фра Бартоломео». Происходит переход от «последнего десятилетия XV века, Флоренции» к категории «опора на Леонардо, отчасти напрямую, отчасти… через поиски Пьеро ди Козимо» и далее к «фра Бартоломео». В это мгновение сравнения становятся внутренними, «поскольку лишь они, как многим кажется, позволяют перейти от близкого к тождественному»: драпировки, типы лица, распределение светотени, детали пейзажа сопоставляются с аналогичными элементами «Благовещения» из Вольтерры 1497 года, «Страшного суда» 1499 года и т. д. Все эти сличения выполнены со снисхождением: «обратим внимание и на это», «лишь они, как многим кажется, позволяют», «воздержимся, однако». Лонги, непревзойденный фокусник, с нетерпением ждет, пока изумленная публика наконец додумается до истины, до которой сам он дошел уже давно, иным путем: «Тем не менее поспешим, после всех поблажек, сделанных нами методике доказательства, вернуться к чувству качественного сходства, которое одно лишь поможет нам решить вопрос об этой картине в пользу фра Бартоломео» (курсив мой. – К. Г.).

Однако на самом ли деле речь шла о доказательстве? Да, если понимать понятие метафорически, как синоним аргументации, которая неизбежно заставляет согласиться с Лонги. Тем не менее формальные аналогии, проиллюстрированные сопоставлением деталей с использованием ли фотографии или без него и в любом случае опосредованные достойным восхищения переводом в словесную форму, не могут претендовать на строгость доказательства. Полное наложение двух геометрических фигур, завершающее теорему Евклида (что и требовалось доказать), немыслимо в случае двух фигур фра Бартоломео на основании их единства, столько раз провозглашенного Лонги. По той же причине следует отказаться от обращения к геометрическому моделированию, как это успешно делалось при анализе естественных форм (кристаллов, очевидным образом, но, кроме того, листьев или раковин)[411]. Лонги показывает (обозначает, сигнализирует, заставляет увидеть), не доказывает. По крайней мере, в этом случае обращение к «общим категориям пространства и времени» иллюстрирует формальную связь, возникающую на почве «зачаточной и абстрактной истории», но не свидетельствует о ней.

4

Все это нисколько не ослабляет ни субъективной уверенности Лонги, ни истины, о которой ему столь часто удавалось сообщить читателям. Однако следует подчеркнуть научность sui generis, связанную с доступным для специалиста по атрибуции типом проверки, которая в чем-то сближает эту процедуру с другими когнитивными практиками, например психоанализом.