Загадка последней дуэли. Документальное исследование

Можно было бы привести еще ряд суждений современников, полагавших, что дуэль, на которой погиб Лермонтов, была неправильной; многие обвиняли Мартынова и секундантов в нарушении правил[180] и чести, но никто, конечно, ни в письмах, ни в дневниках, ни в воспоминаниях не намекал даже на то, что Лермонтов был убит не Мартыновым, а каким-то другим таинственным подставным убийцей, дублировавшим выстрел Мартынова. И.Д. Кучеров и В.К. Стешиц не могут сослаться ни на один источник для обоснования своих домыслов.

[...]

Васильчиков и Глебов

В организации дуэли и соблюдении всех необходимых условий и обычаев особая роль принадлежала секундантам. Мартынов во время следствия писал: …Все было предоставлено нами секундантами, и как их прямая обязанность состояла в наблюдении за ходом дела…то они и могут объяснить не было ли нами отступлено от принятых правил».

Как же секунданты справились с этими своими «прямыми обязанностями»? Содержались ли в их действиях грубые нарушения дуэльных норм, которые бы давали основания называть их «соучастниками убийства», связанными «круговой порукой», и организаторами «фарса поединка»?

Прежде всего, верно ли утверждение, что одним из доказательств враждебной деятельности секундантов являются слухи, распространившиеся после поединка в Пятигорске, будто бы на дуэльной площадке кроме противников и двух их секундантов А.И. Васильчикова и М.П. Глебова присутствовали и другие лица?

Правда, дуэльные правила не ограничивали количества лиц, принимавших участие или присутствующих при дуэли, но все-таки представляет определенный интерес установить кто был еще во время поединка кроме тех, о ком говорилось в следственном деле.

Мы теперь твердо знаем о четырех участниках дуэли, скрытых от расследования. Прежде всего, это еще два секунданта — А.А. Столыпин и С.В. Трубецкой. Кроме них были друг Лермонтова юнкер Бенкендорф и Руфин Дорохов. И, наконец, конюх Евграф Чалов, дворовый человек помещика Хастатова, родственника Лермонтова; он был приглашен присматривать за лошадьми.

Были веские причины, чтобы скрыть их имена, так как все участники поединка рисковали предстать перед судом.

Известно, что секундантов этой дуэли судили и приговорили к «лишению чинов и прав состояния». В дальнейшем Николай I смягчил этот приговор, а в январе 1842 года и вовсе их простил, одновременно назначив Н.С. Мартынову в качестве наказания трехмесячный арест в крепости и церковное покаяние. Такое мягкое наказание после ареста, полугодового следствия и суда было бы маловероятно, если бы одновременно к делу были привлечены Столыпин, Трубецкой и Дорохов. Вместе с тем, конечно, тут сказалось неприязненное отношение царя к жертве этой дуэли — опальному поэту Лермонтову.

А.А. Столыпин за участие в дуэли Лермонтова с сыном французского посланника Эрнестом де Барантом в 1840 году был сослан на Кавказ. С.В. Трубецкой прибыл в Пятигорск самовольно, не имея на то разрешения военного начальства, а Дорохов уже дважды за дуэли был разжалован в солдаты. Таким образом, участие в новой дуэли, для всех трех молодых людей грозило крупными неприятностями.

Положение Васильчикова и Глебова было несравненно более благоприятно и менее уязвимо, Александр Илларионович Васильчиков возвращался из годовой поездки по Закавказью, где он принимал участие в комиссии барона Гана, ревизовавшего этот обширный край. Служебное положение Васильчикова, сына Председателя Государственного Совета, было отличным и можно было надеяться, что он поплатится лишь обещанной ему наградой или кратковременным арестом. Михаил Павлович Глебов так же мог рассчитывать на мягкий приговор, так как он лечился в Пятигорске от тяжелой раны, полученной в бою с горцами (1–3 января 1842 года Николай I распорядился по военносудному делу в связи с последней дуэлью Лермонтова:

…Титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению полученной им в сражении тяжелой раны»).

Тем не менее, решение Глебова и Васильчикова принять на себя всю вину и предстать пред судом было мужественным. Их задача осложнялась готовностью скрыть участие А.А. Столыпина и С.В. Трубецкого и для этого даже дать ложные показания, что, конечно, было сопряжено с определенным риском. Молчал долгие годы и Р. Дорохов, а Чалову, видимо, было хорошо заплачено за сохранение тайны. Истина о дуэли могла проникнуть в печать лишь через несколько десятилетий. Впрочем, это не значит, что самое имя поэта находилось под запретом. Посмертные публикации его произведений и критические отклики на них, статьи о Лермонтове появлялись в журналах и в 40-х и в 50-х годах.

Кто же были Васильчиков и Глебов, признанные официальными секундантами Лермонтова и Мартынова?

Как они исполняли свои обязанности?

Можно ли их считать участниками и пособниками убийства великого русского поэта?