— Передам слово в слово, — бросила Гертруда и, круто повернувшись, вышла из зала. Тарас последовал за ней.
— Ты отчего разозлилась на тетку?
— А пусть эта дрянь не притворяется. О родственниках вспомнила, когда ремонт предстоит. Прежде по-иному пела: «Каждый должен думать о себе…»
— Насолила она тебе, видать, крепко, — засмеялся Тарас.
— Так этой дряни и надо. — Гертруда мстительно кивнула головой. — Плачет, что разорена. Пусть кого другого обманывает! Мы-то знаем, сколько у нее припрятано…
— Послушай, — воскликнул Тарас, внезапно осененный блестящей, на его взгляд, догадкой. — Раз тебе про Еву так все хорошо известно, помогла бы мне?
— Капитал она в основном держит в ценных бумагах…
— Плевал я на ее капитал. — И Тарас рассказал девочке о пропавшей из альбома фотографии.
— Что там, говоришь, на обороте написано: милой Еве? — переспросила Гертруда. — Такую реликвию ни за что не уничтожит. Спрятала!
— Почему ты в этом уверена?
— Тетка сентиментальна, можешь мне поверить. Она обожает сувениры, хранит засушенные цветочки, старые открытки. И если до сих берегла фотографию, то порвать будет не в силах, Спрятала, это точно.
— А куда? Ты хоть предположительно можешь подсказать?
Девчонка отрицательно покачала головой. Но любопытство пересилило:
— А кто был снят на карточке? Ты догадался?
— Я принял его за Ганса Майера. Во всяком случае, очень похож, двойник да и только…
И снова Гертруда, услышав имя Майера, испугалась.
— Почему тебя страшит этот человек? — спросил Тарас.
— Не выдумывай, — возразила Рыжуха преувеличенно громко. — Мне некого бояться.
Она повернулась и пошла к воротам. Тарас догнал Гертруду на дороге и пошел рядом размашистым мужским шагом. Девчонка молчала.
— Ты что, обиделась?
— С какой стати я буду на тебя обижаться? Как приехал, так и уедешь… И запомни: я ничего не боюсь! — повторила как заклинание, и Тарас понял: боится.
— А почему несколько дней назад не захотела меня по деревне провезти? Почему?
— Ничего-то ты не понимаешь. Странный какой-то, с луны, что ли? Тут совсем другое, — возразила Гертруда и посмотрела на парня с вызовом: — Ну хочешь, я с тобой в кино схожу? Даже сегодня…
— Так сразу? — опешил Тарас. Он был совершенно не подготовлен к такому предложению.
— Или тебе особое разрешение требуется?
— Зачем же? — И ничего лучше не придумав, брякнул: — Нужен мне твой фашистский фильм!
— Никакой он не фашистский, а про любовь. Я уже раз смотрела и еще пойду.
— Про любовь мне не интересно.
— Много ты понимаешь! Еще как интересно. Один барон влюбляется в бедную девушку…
— Осчастливил, значит, — прокомментировал Тарас.
— Ей просто повезло. Так иногда бывает. Девушка стала богатой, будет иметь много красивых платьев, теплую шубу и всегда сытно есть.
— Разве в этом счастье?
— А в чем же, по-твоему?
— Ну, это когда…
Тарас запнулся. До сих пор он не задумывался над такими вопросами, тем более никогда об этом вслух не рассуждал. И все же подобрал нужные, по его разумению, слова:
— Я тебе совсем просто скажу: мне нравится, когда работа есть интересная. Еще — без товарищей жить не могу. Какая жизнь без друга! И чтоб мечта была не о тряпках, а о будущем. Если всем вокруг хорошо и весело, то это и есть самое настоящее счастье.
— Жутко интересно. — Гертруда язвительно расхохоталась. — Работа, товарищи… Да какое мне дело до всех! Что самой-то останется?
— Рассуждаешь, как твоя паршивая тетка, — возмутился Тарас. — Человек-одиночка хуже зверя. Тем люди и отличаются от хищников, что друг к другу жмутся, помогают в горе и в радости. Я, конечно, о настоящих людях говорю. Фашисты не в счет. Иметь товарищей — первое условие.
— Красивыми словами сыт не будешь, — отрезала Гертруда, презрительно поджав губы. Она вела себя как взрослая, подсмеивающаяся над несмышленышем.
— И откуда в тебе столько мусора! — воскликнул Тарас. — Да мы за красивые слова свою жизнь не жалели!
— Дай мне лучше хлеба, да побольше, — выкрикнула Гертруда. — Уговаривать все умеют, даже под маргарин-эрзац!..
— С кем сравниваешь, дура!
Тарас готов был треснуть ее. Он кипел от негодования. Капиталистка несчастная. Ей бы только брюхо набить! На бароне размечталась жениться! А чтоб для своего народа поработать — кишка тонка. Пусть дядя — то есть Советская страна — заботится?.. Нет уж, извините, и руки испачкать придется, и повкалывать, чтобы фашизм до конца уничтожить да новую жизнь наладить. Иначе не будет ни сала, ни хлеба, ни радости!
Все это и многое другое выкрикнул Тарас в запальчивости. Думал, девчонка будет спорить, в драку полезет. Но Гертруда на удивление умолкла.
— Ладно, черт с ним, с кино. Мне домой надо, — не глядя на Тараса, тихо сказала она после паузы. — А ты иди…
Рыжуха уходила не оборачиваясь. Лишь у поворота дороги придержала шаг и крикнула:
— В бюро поищи. Там должно быть потайное отделение…