— Знаю, — он ответил, не задумываясь, и все также не двигаясь. Стоял с неестественно прямой спиной, словно кол проглотил, но при этом старался бодриться и не показывать волнения. — Это моя фотография.
— В смысле? Фотокарточка твоего предка? Снимку за сотню лет, — я провела пальцем по пожелтевшей бумаге, едва не хрустящей от прикосновений.
— Нет, Асаяке. На этой фотографии твой покорный слуга… в четыре года.
— «При всем желании, ты на старичка не тянешь», — скептически отметила Мэй, показывая ему блокнот. Я была согласна с кузиной. Потомок сына Сакуры — я могла принять такое, закрыв глаза на уникальное совпадение примет. Невозможно было поверить, что смотритель ровесник дому. Да и вел он себя… не по-взрослому.
— Я ведь не обычный человек, — хмуро напомнил парень. — С тех пор, как научился контролировать свою ипостась, почти перестал взрослеть. Будто завис во времени. Мне даже приходилось накладывать макияж, делая себя более юным или взрослым! — он провел ладонью по лицу, точно до сих пор чувствуя грим.
А я лихорадочно вспоминала все, что о нем знала. Происходящее напоминало глупую шутку. Только привыкла доверять кому-то, и тут же споткнулась.
— Ты же рассказывал о своем детстве. Врал? — потерянно уточнила я. Видимо, обида отразилась на моем лице, и Кагэ, наплевав на свой собственный страх, подошел ко мне. Взял за руку, заставив посмотреть в глаза.
— Я не обманывал. Меня действительно воспитывала бабушка, когда родители погибли. Тот монстр, он ведь и до меня пытался добраться…
Не помню, как выбрался. Наверное, испугался, что мамы долго нет, и пошел ее искать. Бабушка подобрала меня неподалеку от города, когда я от усталости сел на дороге, молча глотая слезы. Она не знала, откуда я шел и кем был, но вид измученно малыша вызвал у нее жалость.
Мы вернулись в Розовую заводь, и несколько дней бабушка потратила на розыск моей родни, заботясь обо мне как о собственном внуке. Впрочем, ее поиски успехом не увенчались. Если меня кто-то признал, то промолчал. А вскоре мы переехали, и постепенно все случившееся стало казаться сном. У меня началась другая жизнь — и она единственная настоящая, которую я знаю.
Он вздохнул, отпуская мою руку. Подошел к шкафчику, нажал куда-то сбоку, и из появившейся щели выскочила старинная монетка. Несколько мгновений он, молча, с затаенной печалью, смотрел на тайник, а затем продолжил.
— Насчет правды — я скрывал ее не специально. О детстве остались только крохотные кусочки воспоминаний: расположение комнат в доме, вещи, вызывающие дежавю, облик Сакуры. А вот музыка из шкатулки послужила ключом к запечатанной памяти — я вспомнил, кем являюсь на самом деле. Или правильнее сказать, кем являлся в прошлой жизни? В конечном счете, тот я давно умер, — оборотень замолчал, что-то вспоминая. — Кстати, если подумать, я на могиле своей побывал. Можем сходить, как время выпадет. Эй! — он отскочил в сторону, когда я треснула его, чтобы не болтал глупостей.
— Ты должен был сразу рассказать, — сжимающая сердце обида потихоньку рассасывалась, уступая место рационализму. Если я признала существование метаморфа и русалки, то возраст друга принять смогу. Надо только придумать, как рассказать об этом Югате.
— Без доказательств ты бы мне не поверила.
— «Я и сейчас не верю», — упрямо тряхнула головой кузина. Я невольно фыркнула — переубедить Мэй в чем-либо было сложно, но впереди маячила куча возможностей, как это сделать.
А начать я собиралась со знакомства друзей с Сакурой. Тем более, появился очередной повод для задушевного разговора. И впервые за долгое время, он был хорошим.
Ключ мы так и не нашли. Кагэ помнил слишком мало, чтобы знать все тайники дома, и единственным «сокровищем» стала вытащенная им монетка. Старая, потертая, с проделанной дырочкой под ремешок — теперь она висела у смотрителя на шее. Похоже, он сам запрятал ее в шкаф в детстве, и был рад вернуть. Как частичку воспоминаний о другой жизни.
Перевернув комнату вверх дном, мы потратили немало на времени на приведение ее в порядок. Было неловко оставлять детскую неприбранной. Пока разбирали вещи, я вспомнила о ночном разговоре с Югатой, и без задней мысли спросила, не хочет ли Кагэ спать здесь. Ведь детская с самого начала была его комнатой!
— А можно? — глухо уточнил смотритель, и когда я кивнула, крепко обнял меня и поцеловал в висок.
Смущенная столь ярким проявлением чувств, я подхватила тряпку, бывшую некогда платочком, но уже никуда не годную, и занялась витражами, чтобы не забивать голову глупостями. Избавляясь от серого слоя, листва нарисованных деревьев наливалась красками, цветы распускали лепестки, и не замеченный мной зайчонок робко приподнял уши, вопросительно глядя с витража. Стекло местами было покрыто трещинками, и вытирать пыль приходилось с осторожностью. В итоге я оцарапалась, но быстро слизнула кровь, пока друзья не заметили.