Читаем Загадка пропавшей экспедиции полностью

Белая лента, украшавшая гроб, совершенно истлела, и по мере освобождения от остатков льда Коуэлл обнаружил и другие повреждения, «Здесь точно кто-то был», — сказал он, когда закончил расчищать крышку гроба. С правой стороны на уровне предплечья была вмятина, заканчивающаяся сквозной дырой. Можно было увидеть следы каждого удар кирки, наносившей эти повреждения. Крупный прямоугольный кусок синей ткани, прилегающий к краю этой дыры, был утрачен. Крышка, изначально приколоченная к гробу, теперь просто лежала сверху, а гвозди оказались либо отломаны, либо вытащены. Не оставалось никаких сомнений в том, что гроб раскапывали и вскрывали. Плачевный вид белой ленты и могилы в целом сразу бросался в глаза по сравнению с идеальным состоянием гроба Торрингтона. Эти повреждения, которые на первый взгляд показались ученым актом вандализма, заставили Битти всерьез встревожиться. Но потом стало ясно, что могилу вскрывали отнюдь не грабители. Крышку все же снимали, а гвозди, похоже, осторожно вытащили. Вандалы попросту взломали бы гроб, нанеся более очевидные повреждения.

Битти спрыгнул в могилу и наклонился над пробоиной в крышке гроба. Очистив ее от мелких камней, он воскликнул: «Вы только посмотрите! Это, наверное, рубашка Хартнелла!» Маленький лоскут, похожий на ткань сорочки Торрингтона, выглядывал из-под кромки льда. Предположительно, он был сорван с правого рукава, и Битти решил, что если порван рукав, то, возможно, повреждено и тело Хартнелла.

На крышке гроба Хартнелла не было таблички, как у Торрингтона, и Битти подумал, что ее сняли те же люди, что вскрыли гроб. При более тщательном осмотре древесины в том месте, где находилась бы пластинка, следов от гвоздей также не обнаружили, хотя они могли забиться землей за срок, прошедший с момента изъятия. Конечно, можно было предположить, что, являясь всего лишь старшим матросом, Хартнелл и вовсе не заслуживал подобной таблички. Но если учесть, что ее, как правило, изготавливали товарищи по кают-компании (а среди них был и его младший брат), то, вероятно, она все-таки когда-то была. Обращала на себя внимание и еще одна странность: гроб Хартнелла не только находился слишком близко к поверхности, но его по какой-то причине не выровняли по отношению к надгробию. Однако ученые решили, что эта загадка может подождать до их следующего визита, а пока им предстояло поднять крышку гроба.

23 августа с замиранием сердца все собрались вокруг могилы, когда Коуэлл решился открыть гроб. Внутри опять оказался крепкий монолит льда. «Нет никаких сомнений, что он сохранился так же хорошо, как и Торрингтон», — с облегчением сказал Битти. Тем не менее ученый опасался, что тело Хартнелла, как и его гроб, могло иметь повреждения. Но убедиться в этом можно было лишь единственным способом.

После первой эксгумации ученые с удивлением увидели перед собой тело худощавого человека вполне невинной наружности. Торрингтон отнюдь не напоминал морского волка и искателя приключений. Если ничего не знать об обстоятельствах его гибели, то могло бы показаться, что это ничем не примечательный молодой человек, который слишком рано ушел из жизни. По этой причине ученые даже боялись предположить, что именно они обнаружат под слоем льда в гробе Хартнелла.

Коуэлл начал лить воду на область лица покойного и вскоре сквозь тающий лед показались очертания носа. Если лицо Джона Торрингтона немного изменило цвет в результате контакта с окрашенной тканью и воздухом, то цвет носа Хартнелла казался вполне натуральным. Постепенно Коуэлл смог рассмотреть, как сквозь лед проступают черты покойника — пугающий лик смерти.

«Этот парень жутковат, — сказал Коуэлл, продолжая растапливать лед, покрывающий Хартнелла. — Он настоящий пират. И это меня пугает».

Остальные молча наблюдали за тем, как лицо наконец полностью освободилось от ледяной корки. Вероятно, только сейчас они почувствовали, как измотала их эксгумация Торрингтона. Как и в прошлый раз, их поразило лицо мертвеца, внезапно проявившееся из ледяных оков. Поразило — но по-другому.


Гроб Джоно Хартнелла, поврежденный в 1852 г. командором Инглефельдом и доктором Сазерлендом при эксгумации


Если Торрингтон был воплощением юной и трагичной невинности, то Джон Хартнелл олицетворял собой суровую реальность, полную смертей и страданий: его лицо выглядело именно так, как мы представляем себе настоящего морского волка XIX века. Правая глазница казалась пустой, губы жестко сжаты, как будто он выражал свой гнев, что умирает так рано, не завершив своего похода. Возможно, именно эти мысли Джона Хартнелла, а также сильная боль, от которой он страдал в последние минуты своей жизни, запечатлелись или в буквальном смысле застыли на его лице.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное