(Считается, что в связи с разворачивавшимися событиями между 6 и 9 июля из Розуэлла вылетело не менее 9 самолетов. Такой порядок помогает ориентироваться в происходившем. Таким образом, первый рейс из Розуэлла был в Форт-Уэрт.) Дюбоузу не пришлось поговорить с пилотом, прилетевшим из Розуэлла. Знал ли он, что за груз находился на борту его самолета? Встречавшие видели только пластиковый пакет.
— Он был запечатан, и заглянуть внутрь можно было лишь при условии нарушения упаковки,— скажет генерал Т.Дюбоуз через сорок три года[76]
.Кларк взял пакет, сел за штурвал штабного самолета и полетел в Вашингтон.
А когда полковник Дюбоуз позвонил Мак-Маллену и сообщил о том, что контейнер уже в пути, то МакМаллен резко отреагировал:
— Запомните: вся операция подпадает под самый высший уровень секретности[77]
.Таким образом, несколько кусков неизвестно чего, уместившиеся в один обычный пакет, стали секретными еще до того, как их увидели в Вашингтоне.
Дорога, которая вела на ранчо, была не для «Бьюика». Иногда даже казалось, что машине дальше не проехать. В результате до цели добрались лишь к концу дня.
Брейзел предложил офицерам заночевать в маленьком домике, находившемся ближе к заветному полю, чем дом, где фермер жил с семьей. Это имело смысл: рано утром можно было, не мешкая, приступить к сбору обломков. Согласились. Приехали на место, фермер показал своим спутникам лежавший под навесом самый большой подобранный им кусок — около трех метров в диаметре, что позволяло представить себе размеры разбившегося или взорвавшегося объекта. Было также ясно, что происхождение находки пребывало попрежнему в тумане.
Со времени вступления нашей цивилизации в ядерную эру все серьезные дела начинаются с проверки на радиоактивность. Тем более в штате Нью-Мексико. От этого правила не отступили и на этот раз. (Люди всегда замеряют то, что научились замерять. И всякий раз абсолютизируют свои знания, полагая, что все «радиации» и «излучения» уже открыты и изучены. Ничего не поделаешь, так уж устроен человек.)
— Чисто,— сказал Марсел, убирая свой счетчик Гейгера.
Больше делать было нечего. Брейзел уехал, а в маленьком домике, где остались Марсел и Кэвитт, — ни водопровода, ни электричества. Поужинали банкой зеленого горошка и залезли в спальные мешки.
7 июля 1947 года, понедельник
Наступило утро. В семь часов Брейзел уже приехал к домику на лошади и привел с собой еще пару, объяснив, что такой вид транспорта более практичен в условиях бездорожья. Но если Кэвитта перспектива верховой езды не пугала, то для Марсела этот вариант не подошел, и он решил ехать за двумя всадниками на джипе.
Добраться до места по прямой было бы довольно легко, но пересеченная местность и полное отсутствие дороги вынудили сделать крюк: сначала ехали на восток, потом на юг и затем уж повернули на запад. Усеянное обломками поле увидели издалека. В 1979 году, за три года до смерти, полковник Марсел описал (в какой уж раз!) представившуюся глазам картину следующим образом: «Обломки были разбросаны на обширном участке длиной, может быть, в три четверти мили и шириной в несколько сотен футов... (примерно 1200 м, скажем, на 90 м, потому что 100 футов составляют 30 метров. — Б.Ш.) Мне бросилось в глаза, что было легко определить, откуда он (терпящий катастрофу объект. — Б.Ш.) появился и куда он направлялся»[78]
.Когда приехали на участок, Марсел начал опять-таки с проверки всей зоны на радиоактивность. И опять ничего.
Обнаружили вмятину трехметровой ширины, которая тянулась на протяжении ста пятидесяти метров. Но как образовалась эта вмятина? Обломки валялись повсюду, и никакой подсказки.
Кругом был разбросан материал, напоминавший тусклую фольгу. Марсел подобрал очень легкий кусок с двутавровым профилем. Попадалось нечто, напоминавшее леску и пергамент.
В дальнейшем Марсела неоднократно расспрашивали о загадочной находке.
«Мы нашли несколько очень маленьких металлических кусков, но большую часть лежавшего вокруг очень трудно описать. Ничего подобного я не видел ни раньше, ни до сегодняшнего дня. Я не знаю, что это было. Мы подбирали кусок за куском... Я хотел проверить, горит ли этот материал, и поскольку я курил, то зажигалка была при мне. Я держал пламя под кусочками, но они не горели... На некоторых были знаки, которые я называю иероглифами. Я не мог прочесть их и не знаю, расшифровали ли их позже... Были там и рейки, которые мы не могли ни поломать, ни согнуть. Они походили не на металлические, а, скорее, на деревянные. Если я не ошибаюсь, 3 дюйма[79]
на 2,5 в обхвате и разной длины. Но ни одна из них не была слишком длинной, самая большая — не длиннее ярда. И почти невесомые. Не чувствовалось даже, что в руках что-то лежит, вроде бальзового дерева, и вдоль какие-то знаки, в два цвета, напоминавшие мне китайское письмо...