Загадка штурмана Альбанова

И три полярные экспедиции, недостаточно оснащенные, на мало приспособленных для тяжелых ледовых плаваний судах — это потом поставят им в вину (а возможно ли хорошо оснастить серьезную полярную экспедицию на частные пожертвования?), назовут их поступки необдуманными (в какой-то степени оно так и было): конечно, зачем рисковать, пусть ради будущего науки, пусть ради будущего страны, когда можно спокойно сидеть дома на теплой печи и небрежно судить о поступках смельчаков, которые уже никогда не смогут тебе возразить, — но зато состоящие из людей с самыми смелыми, беспокойными, честными и пламенными сердцами, уходили в белую холодную неизвестность.

Ради справедливости нужно сказать, что «Св. Анна» была оснащена гораздо лучше двух других экспедиций, не говоря уже о том, что судно строилось специально для ледовых плаваний. Прежде чем стать «Св. Анной», оно именовалось «Бланкатрой» и «Пандорой II». Несмотря на то что ©на не раз трудилась во льдах и была уже «в летах», «Св. Анна» не выглядела старой. «Корабль прекрасно приспособлен для сопротивления давлению льдов и в случае последней крайности может быть выброшен на поверхность льда», — писала газета «Новое время». «Шхуна производит весьма благоприятное впечатление в смысле основательности всех деталей конструкции корпуса. Материал первоклассный. Обшивка тройная, дубовая. Подводная часть обтянута листовой медью», — уточнял более компетентный в этих вопросах журнал «Русское пароходство». На судне был полуторагодовой запас продовольствия, хотя Брусилов надеялся дойти до Владивостока всего за несколько месяцев. Поэтому на корабле не вызвал особенных тревог факт, что к октябрю 1912 года «Св. Анна» с трудом пробилась лишь до Ямала и там, в восьми милях от берега, была зажата льдами, а вскоре и совсем вмерзла в них...

Невдалеке виднелся берег, решили построить на нем избу для зимовки, уже начали собирать плавник на топливо, но вскоре выяснилось, что лед, в который вмерзла «Св. Анна», не стоит неподвижно, а вдоль западных берегов Ямала движется на север.

Поначалу этому опять-таки не придали серьезного значения: по опыту пароходов «Варна» (шедшего в 1882 году на остров Диксон с голландской экспедицией) и «Димфна» (с датской экспедицией пробивающегося на мыс Челюскин; летом следующего года «Варна» была раздавлена льдами, ее экипаж переправился по льду на Новую Землю, «Димфне» удалось выбраться изо льдов самостоятельно) считали, что эти ледовые подвижки под действием ветров носят чисто местный характер.

На судне царила спокойная, добрая атмосфера. По вечерам собирались в уютной кают-компаний. «Хорошие у нас у всех были отношения, бодро и весело переносили мы наши неудачи, — писал позднее об этом времени в своих «Записках...» Валериан Иванович Альбанов. — Много хороших вечеров провели мы в нашем чистеньком еще в то время салоне, у топившегося камина, за самоваром, за игрой в домино. Керосину тогда еще было довольно, и наши лампы давали много света. Оживление не оставляло нашу компанию, сыпались шутки, слышались неумолкаемые разговоры, высказывались догадки, предположения, надежды. Лед южной части Карского моря не принимает участия в движении полярного пака, это общее мнение. Поносит нас немного взад-вперед в продолжение зимы, а придет лето, освободит нас, и мы пойдем в Енисей. Георгий Львович съездит в Красноярск, купит, что нам надо, привезет почту, мы погрузим уголь, приведем все в порядок и пойдем далее».

Душой этих вечеров и хозяйкой была единственная женщина на корабле — Ерминия Александровна Жданко, дочь генерала Александра Ефимовича Жданко, племянница знаменитого русского гидрографа Михаила Ефимовича Жданко, в ту пору начальника Гидрографической экспедиции Великого океана, годом позже он станет начальником Главного гидрографического управления. По некоторым сведениям, она была дальней родственницей Георгия Львовича Брусилова. Врач своевременно не прибыл в Екатерининскую гавань, где должны были подняться на борт последние члены экспедиции, или специально опоздал, испугавшись опасного путешествия, и она, незадолго до этого окончившая курсы сестер милосердия, приехав якобы только проводить судно в дальнее плавание, взошла на его борт в качестве врача.

«Ни одной минуты она не раскаивалась, что «увязалась», как мы говорили, с нами, — с большим уважением и теплотой писал позднее о ней Альбанов. — Когда мы шутили на эту тему, она сердилась не на шутку. При исполнении своих служебных обязанностей «хозяйки» она первое время страшно конфузилась. Стоило кому-нибудь обратиться к ней с просьбой налить чаю, как она моментально краснела до корней волос, стесняясь, что не предложила сама. Если чаю нужно было Георгию Львовичу, то он предварительно некоторое время сидел страшно «надувшись», стараясь покраснеть, и, когда его лицо и даже глаза наливались кровью, тогда он очень застенчиво обращался: «Барышня, будьте добры, налейте мне стаканчик». Увидев его «застенчивую» физиономию, Ерминия Александровна сейчас же вспыхивала до слез, все смеялись, кричали «пожар» и бежали за водой».