Беспокоило ли меня то, что Тони с Алёной болтают так, как будто они близкие друзья или заговорщики? Да, беспокоило. И даже очень. Но поверьте, сейчас это было меньшим из всех зол.
Мы проигрывали один – ноль.
В перерыве Фелипе вынул доску и стал наглядно объяснять, что после каждой атаки мы должны отступать. Он тысячу раз это повторил, наверное.
Это был вопрос дисциплины.
– Мы весь год топчемся на одной и той же теме, – сказал Фелипе. – Вы до сих пор не понимаете, что после атаки ваша первая задача – отступить, чтобы суметь защититься?
Все молчали.
Он на самом деле миллион раз это объяснял.
– У меня ощущение, что я говорю для глухих, – сказал Фелипе.
– У меня такое же чувство, – сказала Алисия и посмотрела на него, а не на нас.
Казалось, что Алисия имела в виду не игру, а что-то другое.
Фелипе собирался ей ответить, но в последнюю секунду прикусил язык и вышел.
– Ты сама не знаешь, чего ты добиваешься, – сказал Фелипе, покидая раздевалку.
Алисия сказала, чтобы мы успокоились, что неудачи бывают у всех и что самое главное – это не выиграть или проиграть, а гордиться своей командой, самими собой.
Но, по правде говоря, я собой что-то не очень гордился. Каждый раз, когда я приближался к зоне Аксин, Колбасевич толкал, отшвыривал меня и отбирал. Я уже вообще не знал, что делать.
Вдобавок Тони с Алёной шептались в центре поля. Для чего они объединились? Чья это была идея?
Я посмотрел на них, но Тони даже с расстояния почувствовал мой взгляд и спросил:
– В чём дело? У тебя какие-то проблемы?
Ну да, у меня было много проблем. Мы проигрывали. Команда находилась на грани исчезновения. Алёна и он ни с того ни с сего вдруг оказались близкими друзьями. Они тусили в центральном круге. А мне там делать было нечего, потому что я всегда держался подальше от центра и занял сейчас свою обычную позицию. Но вместо того, чтобы произносить всё это, я просто пожал плечами и сказал:
– Нет.
Судья вышел из раздевалки, попил воды из бутылки, начинался второй тайм, и эти двое, наконец, перестали шептаться.
Пришло моё время. Я должен был что-то сделать в этой игре. Не отдавать мяч Колбасевичу. Забить гол. Сделать пас. Совершить что-то важное для команды.
Я не Пакет. Я люблю футбол намного больше, чем Тони. И я собирался это доказать.
Так что я овладел мячом и устремился к воротам Аксии. Я направил мяч к первому полузащитнику, потом ко второму, высокому блондину. И подумал: «Получай!»
Думаю, первый раз за всю лигу мне удалось дважды подряд вести мяч. Это был мой момент. Я видел перед собой двух центральных защитников Аксии. И справа Алёну, которая освобождалась от опеки противника и поднимала руку, готовая принять мяч.
Я должен был продолжать.
Я мог это сделать.
В голове я чётко представлял себе игру: сначала я веду мяч до первого центрального защитника, затем пробрасываю мяч между ног Колбасевича, и, наконец, отдаю Алёне голевой пас, после чего ей остаётся только протолкнуть мяч в ворота.
Картинка в голове была чёткой и ясной.
Я определённо мог это сделать. Я продвинулся на несколько метров вперёд, ведя мяч, который будто приклеился к ногам. Я был собран. Готов. Всё должно было пройти хорошо... А потом случилось невероятное. Зрители поднялись на ноги. Они начали кричать. Но кричали они вовсе не мне. Все шумели и показывали в центр поля.
Даже голкипер Аксии так делал.
Алёна тоже остановилась.
Что происходило? Почему за игрой никто не следил? Так как выбора у меня не было, я обернулся, чтобы тоже посмотреть, что случилось.
И там, в центре поля, я увидел, что арбитр лежит на земле. Лицом вниз. Он потерял сознание? В него что-то бросили с трибуны? В чём дело?
К судье подбежал спортивный врач, который всегда присутствует во время игры на всякий пожарный.
Мой отец тоже спустился с трибун. И вышел на поле.
– Оставайтесь на местах, никому не подходить, – сказал отец.
Мы испуганно посмотрели друг на друга. Я никогда не видел ничего подобного. Рефери лежал посреди поля. Врач, сидя на корточках, осматривал его. А мой отец наблюдал за всем этим, не разрешая нам приближаться.
– Как ты думаешь, он умер? – спросил меня Грустный.
– Не говори ерунды, – ответил я.
Прошла уйма времени, в течение которого все перешёптывались, но никто не смел пошевелиться.
Потом, наконец, доктор поднялся.
– Это серьёзно? – спросил мой отец.
Доктор покачал головой.
Выглядел он очень озадаченным.
– Так что с ним? – настаивал отец.
– Он спит, – сказал доктор.
– То есть?
– Судья спит, – повторил врач.
13
Повторю, если кто-то вдруг не понял. Судья заснул посреди игры. Он всё ещё держал свисток во рту, а его вытянутая рука подавала сигнал об ударе от ворот. Но при этом он лежал в центре поля и спал. И даже слегка храпел, если прислушаться.
Тренеры обеих команд первыми подошли к нему и попытались разбудить.
– Так он в порядке или что вообще происходит? – спросил отец Камуньяса.
– Да, он спит, – сказал отец.
– Надо его разбудить, – сказала очень толстая женщина, которая, думаю, была матерью Колбасевича.
Алисия плеснула арбитру в лицо водой.
Ноль эмоций. Мужчина оставался неподвижен.