Я буду играть во втором тайме! Сначала я решил, что уберут Восьмого. Это было бы самым логичным.
Но вместо этого Алисия сказала, что мы должны показать, какая мы команда. «Пусть двое добровольцев сами откажутся от игры во втором тайме», – так она сказала. И всё для того, чтобы мы с Анитой смогли выйти на поле.
– Добровольцы? – не поняла Алёна.
– Я знаю, что вы все хотите играть, – сказала Алисия, – но мы не хотим никого удалять силой. Мы хотим, чтобы два добровольца сами оставили свои позиции Пакету и Аните. Это будет лучшим доказательством того, что мы команда.
Все молчали. Никто не шелохнулся. Как игроки могли сами оставить свои позиции? Это было чем-то из области фантастики.
Но тут, к моему удивлению, заговорила Алёна:
– Хорошо, уйду я.
Что?!
– Нет, это совершенно невозможно, – сказал Камуньяс. – Ты лучший бомбардир команды. Если уж выбывать – то мне.
– Нет, нет, ты вратарь, – сказала Мерилин. – Тогда лучше я.
– Подожди, ты отличный защитник и быстро бегаешь, – сказал Томео. – Я уйду.
Восьмой сказал:
– Не говорите ерунды. Самым лучшим решением будет, если уйду я. И мы все это знаем.
– Ну конечно, Восьмой, не поучаствовать в матче, к которому ты готовился весь год, – это, конечно, лучшее решение, – сказал Грустный – Я уступлю своё место без проблем. К тому же у меня болит голова.
Все, абсолютно все, вызвались добровольцами! Ну, кроме одного. Вы, конечно, понимаете, кого я имею в виду.
Тони.
– Отлично, – сказал Фелипе. – У нас шесть волонтёров. И нам нужно выбрать двоих. Будем делать то, что делают в таких случаях настоящие команды...
– Тянуть жребий?
– Голосовать?
– Спорить?
– Ничего подобного, – сказал Фелипе. – Настоящие футбольные команды предоставляют тренеру право принимать такие решения.
Он посмотрел на мою мать и добавил:
– Хуана, решать вам.
– Мне? – спросила она немного испуганно.
– Конечно, вы же тренер.
Мама задумалась. Потом внимательно осмотрела всех нас. И сказала:
– Это очень непростая задача, но надо, значит, надо. Во-первых, выбывает Грустный. Ничего личного, но поскольку у тебя болит голова и ты немного устал, я думаю, так будет лучше.
Грустный вздохнул. Было неясно, был это вздох облегчения или печали. С ним никогда не знаешь наверняка.
– Анита, хоть ты и запасной вратарь, но ты ведь не против сыграть вместо Грустного, верно? – спросила мама.
– Конечно, я играю там, куда меня ставит тренер, – ответила Анита.
Мама расправила плечи. Кажется, она гордилась собой.
– А кто второй? – спросил Фелипе.
– Со вторым всё намного проще, – сказала мама. – Вторым команду покинет... Тони.
– Алё? Я вообще не вызывался! – возмутился тот.
– Именно поэтому ты и выбываешь, – сказала мама.
Получай! Я буду играть вместо Тони! Оле моя мама! Проходя мимо меня, Тони прошипел:
– Мамочка удаляет лучшего игрока, чтобы её сыночек мог выйти на поле. Как мило!
Но меня больше не волновало, что он там скажет. Я собирался играть. Собирался помогать команде во втором тайме.
Мы уже были готовы выйти на поле, как вдруг услышали крики.
В чём дело?
И тут кто-то сказал:
– Судья заснул!
41
На этот раз судья заснул не на поле.
На этот раз он вырубился в раздевалке.
Мы все ринулись туда – посмотреть, что произошло. Но смотреть особенно было не на что: произошло то же самое, что и в предыдущие разы. Арбитр внезапно заснул. Без видимой причины.
– Это заговор, – выдохнул Камуньяс.
А я сказал:
– Мы не можем это остановить, они все заодно.
Я посмотрел на Херонимо Льоренте. Он стоял у дверей раздевалки арбитра и просил присутствующих не толпиться.
– Убедительно прошу: всем выйти из комнаты, – сказал он.
Лаура, мать Аниты, тоже была там, она представляла родительский комитет. Мне показалось, что они с Льоренте подозрительно посмотрели друг на друга, но не уверен, потому что было много суеты.
Вскоре врач объявил то, что мы все уже знали:
– Спит.
С арбитром не произошло ничего серьёзного. Он не заболел. Он просто спал. И разбудить его не было никакой возможности. Как это могло случиться снова?
Нам сказали, чтобы мы вышли на поле и ждали. У раздевалки находиться было больше нельзя.
Когда мы вышли на поле, я увидел, что Чакон всё ещё сидит на трибуне. Вид у него был очень счастливый. Может, потому что мы проигрывали, и это обеспечивало спасение Ислантильи. А может, из-за арбитра.
Меня же беспокоил один вопрос: неужели никто, кроме нас, не понимал, что всё это было подстроено?
Журналистов тоже выгнали из раздевалки и заставили ждать на поле. Теперь они фотографировали вообще всё подряд, видимо, считая, что любая деталь может оказаться важной.
Потом до меня дошло, что среди двух полицейских, которые присутствовали на матче, не было моего отца. Куда он подевался?
Почему вместо того, чтобы присутствовать на главной игре года, он отправился как ни в чём не бывало патрулировать Севилью-ла-Чику?
– Мы приняли все возможные меры, чтобы история не повторилась, – рассказывал Льоренте журналистам. – Но, судя по тому, что вы видите, этого оказалось недостаточно. Теперь важно, чтобы дети закончили игру. Не забывайте, что главные здесь всё-таки они, а не наши злополучные судьи.