Загадка тайного послания

– От полковника Цилеску, – сказал он – Наполеон Трансильвании. Ну-ка, ну-ка… Полковник Цилеску подвергал Мортона продолжительными, почти еженощными монологами о «культуре», большую часть которых, Мортон не понял, поскольку мало что знал об истории Центральной Европы, но сутью которых было то, что английский – это язык варваров, а Америка – это пустыня. Думаю, именно полковник позволил нам выбраться из той дыры.

– Катя говорила, что это Божья воля.

– Верно, но у полковника были ключи. Кто-то оставил двери открытыми и если ты скажешь, что это сделал ангел, я тебя уволю.

Мортон положил в карман письма от Таис Мельбур, затем разрезал оба тяжёлых пакета: в одном был его морской кольт, в другом – его дерринджер.

– Должно быть, ему не нравятся необычные антикварные вещи, – произнёс Фрэнк.

Мортон вытащил записку. Под тиснёным двуглавым орлом и названием тюрьмы, где они чуть не умерли от голода, стояла дата синими чернилами – три недели назад, месяц спустя после их «побега» – и ниже следовал текст:

Мой дорогой американский друг Мортон!

Сейчас, когда вы читаете это, надеюсь, что вы спите в своей собственной постели. Мне одиноко, поскольку вы больше не мой гость для длинных бесед об искусстве. На память вложил для вас своё новое фото. Кроме того, мой долг обязывает удерживать написанное вами, что, как вы утверждаете, художественный текст, но может быть и шпионским материалом, как-нибудь вы должны прочитать Альфонса Дучинаца, настоящего писателя. Плюс несколько писем, которые я посылаю вам и которые по недосмотру не передали вам во время вашего нахождения здесь у нас. Вашу машину я вынужден с большим сожалением удержать как военную контрабанду. Надеюсь, что вы здоровы, с уважением, ваш друг, Цилеску, Антон-Паули, полковник, Королевский корпус моторизованной пехоты и гвардии, Божьей милостью Его королевского высочества, Франца Иосифа, Эрц-герцога Австрии и Венгрии…

Мортон взял в руки фотографию. Крупный мужчина в униформе, явно узнаваем как тот самый полковник, сидел на пассажирском сидении автомашины, узнаваемой как Даймлер восьмой модели Мортона. Мужчина улыбался. Рядом с ним, менее отчётливо, сидел шофёр, обеими руками вцепившийся в руль так, будто боялся, что он улетит. Мортон расхохотался.

– Да это наша машина! Он вернул мне мои пистолеты, но оставил нашу машину!

Фрэнк посмотрел ему через плечо. Он простонал.

– Это Катя рядом с ним. Это Катя! Пути Господни непостижимы…

Фрэнк вырвал свой нож из рук Мортона и повернулся уйти к лестнице.

– Уверен, этому есть объяснение. Она была для меня ангелом!

Он быстро зашагал и Мортон услышал, как он, закрывая дверь, пробормотал:

– Сука…

Мортон почувствовал себя снова заполненным чем-то чувственно приятным – удовлетворённостью, может быть, даже счастьем. Он тут же, не убирая оба пистолета с колен, прочёл письма миссис Мельбур. Написанные недели и недели назад, они были о тривиальных пустяках – о её работе в «Обществе усовершенствования заблудших женщин». Её мать – алкоголичка. Она писала что-то о погоде, о её пианино, но ему было приятно это читать. Более того, сам факт их существования был ему приятен. Последнее письмо было датировано уже прилично после того, как они покинули тюрьму, т. е. она продолжала ему писать даже после того, как он прекратил это делать. В них не было ничего интимного, личного, никакой теплоты, каждый раз подписываясь «ваш друг», она продолжала писать.

Он зарядил дерринджер – Ремингтон с дымным порохом, жутко неточный, но убойный на расстоянии фута или двух, и положил его на привычное место в коробку на каминной доске, затем он отнёс на мансарду кольт и положил его в свою кобуру. Кто-то в Трансильвании выковырнул пули, вытряхнул порох и почистил его. Закрывать на нем затвор сейчас, подумал он, было, как закрывать гроб – этот пистолет, который он подобрал на поле боя в Гражданскую войну, с которым он провёл свою молодость на Западе, которым он воспользовался, чтобы застрелить человека, грозившегося разрезать горло Таис Мельбур всего шесть месяцев назад. Этот пистолет заслужил отдых. Старомодный, большой, он стал реликвией. Он любил свой кольт, но и у всяких сантиментов есть свой предел.

Спустившись снова вниз, он хлопнул в ладоши и поднялся к себе в спальню. Хорошо. Все будет хорошо. Ее послание было кратким, поскольку таков стиль телеграмм. Азы можно быстро преодолеть или отказаться от них. Главное – он вернулся, он свободен, он скоро увидит её. Что такое двадцать четыре часа после всех этих недель?

Он положил фотографию и письмо от Цилеску в конверт, чтобы отправить это своему издателю, Твенету; и если это не уладит дело с машиной, то пошёл он к чёрту.

Глава 3

На второе утро по возвращении Фрэнк, подавая кофе, сказал:

– Сад превратился в джунгли.

– Какой, тот, сзади дома?

– Да, тот. Я думал, что развешу там ваши костюмы. Надежды, надежды! Теперь нужна карта, чтобы найти садовую стену.

– Начинай пропалывать.

Какое там, Фрэнк может быть кем угодно, но не садовником. Он налил Мортону кофе и сказал,

– Найдите для нас кого-нибудь с крепкой спиной и огромным терпением.