Дежурный проводил его туда, где можно было найти Гиллама. Мортон снова поднялся наверх, на этот раз на этаж выше, проследовал за человеком по ещё более скучным коридорам и остановился у двери, которую дежурный для него открыл. В комнате было четверо, каждый сидел за своим столом, сверху лился электрический свет, пахло смесью подгоревшего тоста, табака и мокрой шерсти. Все четверо подняли головы. Трое пробежались по нему глазами и вернулись к работе. Четвёртый же уставился на него, неодобрительно нахмурился, поднялся, будто испытывая боль, и обошёл стол.
– Мне казалось, что у нас кто старое помянет, тому глаз вон – сказал Мортон.
– Я оказался здесь в здании. Он протянул руку. Что за прошлые обиды? Гиллам проигнорировал протянутую руку.
– У нас недавно были кое-какие разногласия – попытался начать разговор Мортон.
– Это для меня новость – ответил сержант.
– Я подумал, что мог остаться, ну, какой-то осадок – из-за… ну, вы знаете.
– Не думаю, что я знаю. Понятия не имею, к чему вы клоните. У меня есть работа.
Гиллам повернулся и направился к своему столу.
Мортон попытался найти дорогу назад, заблудился, почувствовал, что укус неприятия Гиллама превращается в ярость. Куда девалось жизнерадостность утра? Ему захотелось пнуть что-то или кого-то. Молодой полицейский был вынужден, в конце концов, проводить его вниз в приёмную. Мортон на всех парах пролетел ее и нацелился на дверь.
Рядом с закутком дежурного стояла скамья. На ней сидели несколько жалких типов. Мортон едва взглянул на них, детали окружения забываются, и тут одна деталь привлекла его внимание: опустившаяся до уровня пары глаз газета, свёрнутая до размеров почти книги. И затем безволосое лицо, рыжих усов не было, хотя его верхняя губа имела некоторый оттенок, который можно было принять за акацию аравийскую. Газета снова приподнялась. На скамье рядом с ним, верхом вниз лежал чёрный котелок.
Усы могли быть фальшивыми! Кто же это был настолько глуп, чтобы прилепить рыжие усы, зная, что ему придётся за кем-то следить, если только он не хотел привлечь к себе внимание?
– Вы меня потеряли? – сказал Мортон, встречавшему его у входа слуге.
Фрэнк принял свой намеренно глупый вид.
– Нацепить вещь, которая делает тебя самым запоминающимся человеком на улице! Да, но снимите ее, и самая запоминающаяся в тебе вещь исчезла, и вы уже никто!
Мортон начал вслух размышления сразу же, как только пересёк входную дверь.
– А ведь он мог преследовать меня весь день. Вероятно, так и было! Мастер переодеваний? Снимает и надевает бороды и плащи с капюшоном, да? Что-то в этом от журнала «Странд»,[21]
вам не кажется? Это ведь ты сказал, что он какой-то подозрительный!– Да, он так выглядел. Но, как вы правильно заметили, генерал, черных котелков – как грязи – ответил невозмутимо Фрэнк.
– Но рыжих усов не так много. К тому же в Нью Скотленд-Ярде! Черт возьми, как нахально. Он прокричал всё это, поднимаясь по лестнице в гостиную, скинул с себя пальто и бросил его Фрэнку, швырнул шляпу на стол и завалился в кресло прежде, чем Фрэнку удалось-таки сказать:
– Вам телеграмма. Телеграмма от неё, на серванте.
– И что же ты, черт возьми, молчал все это время?
Фрэнк пробормотал что-то похожее на «Слушал вас всё это время», а потом пошёл вешать пальто. Мортон быстро вскрыл телеграмму и прочёл: «Завтра в 5 часов после полудня остановка Центр Барбикан[22]
Таис Мельбур».Его сердце ёкнуло, хотя текст и был обезличенным как военный приказ. Он попытался вспомнить, что он сам ей написал. Такое же бездушное послание? Что-то не так написал для возобновления отношений? Он снова плюхнулся в кресло. Он вспомнил, что она уже однажды выбрала эту остановку – магазин возле Аэрейтид Бред Кампани, дешёвый и безликий. Завтра в пять – боже мой, ещё двадцать четыре часа!
Вернувшись, Фрэнк сказал,
– Вам также посылка. Сейчас он стоял за креслом Мортона; рядом с ним, Джек вылизывал свои приватные места. Фрэнк протянул Мортону потрёпанную посылку из благодатной земли Центральной Европы. Он держал ее обеими руками; Мортон взял ее и понял, почему: она была тяжёлая. Фрэнк не уходил и всем своим видом показывал, что ему интересно то, что там внутри. И чтобы это состоялось, он уже держал наготове открытым карманный нож.
Пакет был обвязан прочной верёвкой, скреплённой сургучной печатью в шести местах; коричневая, дешёвая бумага была так потёрта в ходе доставки, что выглядела как кожа ящерицы, но верёвка не давала ему развалиться. Марки были треугольные, зелёные и фиолетовые, местами отслаивающиеся. Мортон разрезал верёвку, затем расширил дыру спереди пакета и обнаружил нечто похожее на коробку из-под чая, вскрыл ножом крышку, благо – гвоздики были короткими. Он высыпал содержимое в кресло: обвязанная стопка конвертов с британскими марками и именем Мельбур в левом верхнем углу (его сердце ёкнуло). Два предмета, завёрнутые в такую же коричневую бумагу и обвязанные такой же верёвкой, один длинный и один короткий, но оба тяжёлые; и в отдельном конверте фотография и листок тиснёной бумаги.