Загадка тайного послания

– Ни за что не поверю.

Мортон перевернул листок, изучил оборотную сторону и только тогда взял его пальцами и протянул Фрэнку.

– Посмотри, что думаешь?

Фрэнк прочитал его, промолвив:

– Писала женщина.

– Отлично. Большинство людей по имени Кэтрин – женщины.

– Боится физической расправы.

– Да, именно так и говорит.

– Вы ведь знаете, что она делает, полковник, не так ли? Та же старая песня – кто-то видит привидения и слышит грабителей под кроватью, и что делает она? Пишет письмо шерифу!

– Я не был шерифом; всего лишь начальником полицейского участка городка.

– И они ожидают, что тут появитесь вы на своём верном коне ФИДО, сверкая шестью стволами! Вот к чему она клонит. Ещё одна истеричная дамочка, хочется немножко чего-то захватывающего.

– Тебе бы, Фрэнк, писать романы, а не мне.

– Хорошо, что вы собираетесь делать?

– Ничего.

Мортон повернулся и посмотрел на слугу.

– Посмотри на дату.

Фрэнк изучил письмо и внезапно понял, в чем дело.

– Вот тебе на, ему уже два месяца.

– Два с хвостиком. Мортон взял письмо на плотной бумаге, в котором был маленький конверт с припиской: «Дорогой г-н Мортон, я обнаружил это послание за недавно приобретённой миниатюрой Грейгарс. Поскольку оно адресовано вам, как порядочный почтальон, пересылаю вам. С глубочайшим уважением, Давид Корвуд».

Он передал письмо Фрэнку.

– Какова претенциозность – миниатюра Грейгарс! Какой-то идиот из Олбани желает, чтобы все в Лондоне знали, что он купил картину.

– Грейгарс – это про картину?

– Не строй из себя болвана, Фрэнк! Что это на тебя нашло?

– Я думаю о более высоких материях.

Мортон вздохнул. В тюрьме Фрэнк некоторым образом приобщился к религии, вроде источника новой угрюмой замкнутости.

– А что, набожность должна быть лишена юмора? – произнёс он.

– Не думаю, что она подразумевает юмор – возразил Фрэнк.

– Совершенно очевидно, что в Библии есть шутки.

– Очень надеюсь, что нет!

– Богу определённо должно быть позволено смеяться. И Иисус где-то смеётся, не так ли? – Мортон уже было подумал рассказать Фрэнку американскую шутку про то, как раввина и католического священника чуть не сбила карета, и так далее, но он не был уверен, уместно ли это будет.

– Это о женщине? – спросил Мортон вместо шутки

– Теперь вы меня обижаете.

– Это так, будто женщина вводит тебя в Скинию[7] Может быть – это Катя?

– Я дам тебе знать, если будешь продолжать в том же духе. Нет ничего предосудительного в том, что голос, призвавший тебя к Богу, был женским. Прочти Адам Бид

– Кто он?

– Это название книги, в которой добродетельный мужчина влюбился в женщину-священника. Только не в вашу обычную. Фрэнк был большим поклонником Чарльза Левера.[8]

– Мне послышалось Адам Бид…

– Джордж Элиот[9] – автор этой книги.

– Никогда о нем не слышал.

– Это она. Величайшая романистка Англии.

– Ну, у меня таких возможностей не было.

– У вас были точно такие же возможности, как и у меня. Вы просто ими по-другому воспользовались.

Это было правдой только отчасти: они оба служили в армии, оба были бедны, но один был англичанином, а другой – американцем, один был слугой, а другой – фигурой известной, даже знаменитой. Мортон показал на письмо.

– Ну, что скажешь об этом?

– Я думаю, что этот джентльмен несколько серьёзно, претенциозно, как вы сказали, к этому отнёсся, лично я ничего подозрительного не вижу. Он покупает картину, находит конверт, отсылает его человеку, которому он предназначался. За прошедшее время след остыл; сегодня даме либо уже причинили зло, либо ещё нет.

Мортон прочитал письмо дамы вслух: «Дорогой г-н Мортон, мне бы хотелось зайти к вам как-нибудь вечером, чтобы услышать от вас совет. Я полагаю, что кто-то угрожает причинить мне зло, и я совсем не знаю то, что мне делать. Если мне будет позволено, я зайду, а если вас не будет, то вернусь ещё раз. Кэтрин Джонсон». Фрэнк налил чашку кофе и поставил ее перед Мортоном.

– Никакого вежливого выражения в конце – просто «Кэтрин Джонсон». Наводит на размышление. Налей и себе кофе.

– Не стану возражать. Наводит на размышление о чем?

Мортон пожал плечами.

– Необычность? Скорее, невежественность.

– Нет, чувствуется рука, рука обученная, как она говорит: «Мне бы хотелось».

– Мдааа. Может, торопилась или, может, хотелось казаться деловой, а, может, и что-то необычное.

– Вас это увлекло потому, что письмо было найдено за картиной – этой художественной мазней. Вы думаете: «Ах, живопись, ах, Богема, ах, нетрадиционно – это как раз для меня! Торопите события, генерал»!

– И как можно что-то найти за картиной? – подумал Мортон.

Мортон потягивал кофе. Фрэнк к этому времени уже уселся в другое кресло.

– Он не имел в виду стену за картиной, поскольку он говорит, что купил ее, а я ни за что не поверю, что он купил и стену. Что он, вероятно, имеет в виду, так это – сзади на картине. Это не моя сфера деятельности – продолжил вслух Мортон.

– И не моя, но мы оба переворачивали картины – ответил Фрэнк.

Четыре или пять из них висят на стене, ещё две в зале внизу, обе, конечно, барахло, но Мортон их купил потому, что они большие, а он хотел заполнить больше места.