– Вот я и говорю! Попух наш Лешка! – с трагическим видом воскликнул Женька.
«Лучше бы Марат сломал руки, – подумалось Лешке. – Хотя нет. Все равно бесполезно. Он бы меня догнал, а потом по башке – гипсом». И от одной только мысли о боксерском ударе гипсом Лешка зажмурился.
– Ай-ай-ай, Лешенька, – нараспев произнесла Катя. – Плохо твое дело, да?
– Прорвемся, – с вымученной улыбкой откликнулся тот, однако на душе у него скребли кошки.
Всем в две тысячи первой школе было известно, что под «откровенным разговором» Марат подразумевает грубое физическое воздействие.
– Надо тебе на справку садиться, – с сочувствием посмотрел Женька на Лешку.
– Да уж, Ребенок, это единственный для тебя способ выжить, – процедила сквозь зубы Моя Длина.
– Пашковы не отступают! – вспыхнул Лешка. – И вообще, хватит, – пресек неприятный разговор он. – Как-нибудь сам разберусь.
Оптимист по натуре, Лешка уже обдумывал новый план. Коляска, пусть и быстроходная, может передвигаться только в свободном пространстве. Значит, Марат, судя по всему, попытается догнать его, Лешку, в каком-нибудь из коридоров или, например, в вестибюле. Исходя из такой посылки, надо просто глядеть в оба. Тем более что во время перемен в коридоре шастают толпы народа, и Марат на своей коляске там особо не разгонится. Даже с помощью Убейволка. То есть Лешка всегда успеет смыться. А там, глядишь, Марат и вообще оттает. Сколько, в конце концов, можно злиться из-за какой-то трещины.
Поняв это, Пашков почти совсем успокоился.
– Пойдем, Машка, по сигарете выкурим, – предложил он.
– Бросила, – коротко отвечала Моя Длина.
– Когда? – изумился Лешка.
Вся компания тоже с большим удивлением посмотрела на Машку.
– Сегодня, – поморщилась девочка. – Больше ни одной сигареты. Иначе у меня будет плохой цвет лица.
– Он у тебя, Машка, всегда хороший, – пылко заверил Пашков.
– Не вмешивайся, Ребенок. Мне виднее, – осадила его Школьникова. – И вообще, Катька, – повернулась к подруге она, – нам пора. Только-только успеем забежать домой. Скоро ведь репетиция.
– А мы чего будем делать? – посмотрел на остальных Женька.
Выяснилось, что у всех сегодня есть какие-то дела дома. Женька был очень разочарован. Он катастрофически не переносил одиночества.
– Ничего, – обратился к нему Темыч. – Посидишь и почитаешь «Господ Головлевых». У нас послезавтра опять литература. И Роман тебя обязательно спросит.
– Типун тебе на язык! – замахал на него руками Женька.
– Мое дело предупредить, – хмуро произнес Темыч. – А там делай как знаешь.
– Придется читать, – с трагическим видом заявил долговязый мальчик. – Ладно. Пошли, ребята.
И Катя, Таня, Темыч и Женька заспешили домой. Их многоэтажка находилась в конце Большой Спасской улицы. Катя и Женька жили во втором подъезде, а Таня и Темыч – в четвертом. Лешка пошел дворами к себе на Садовое кольцо. Моя Длина, крикнув вслед Кате, чтобы та не задерживалась, поспешила в Докучаев переулок. А Олег, пройдя вверх по Портняжному, свернул во двор, обнесенный металлическим забором, за которым высилась двенадцатиэтажная башня из розового кирпича.
У Олега в квартире Компания с Большой Спасской собиралась чаще всего. Во-первых, до нее было рукой подать от школы. Во-вторых, просторная гостиная Беляевых свободно вмещала семь человек. И в-третьих, родители Олега по будним дням с утра до вечера пропадали у себя в фирме, и никто не мешал ребятам вынашивать самые рискованные планы.
Подобных планов у Компании с Большой Спасской за минувшие два с половиной года возникало множество. В начале восьмого класса Олег и его друзья умудрились раскрыть самое настоящее преступление. С той поры с ними что-то случилось. Как с ужасом говорили по этому поводу Андрей Станиславович и его фронтовой друг по Афганистану майор милиции Владимир Иванович Василенко, ныне работающий в отделении милиции на Сретенке, «эти семеро словно притягивают к себе криминал». Так или нет, но с той поры расследования Компании с Большой Спасской продолжились. Последнее, двадцатое по счету, дело ребята завершили совсем недавно.
Множество раз Андрей Станиславович и Владимир Иванович, к помощи которых Олег и его друзья обращались в критических ситуациях, умоляли их больше не заниматься самодеятельностью, а попросту сообщать «обо всех подозрительных случаях». Компания с Большой Спасской обещала, что в следующий раз именно так и поступит. Однако потом все повторялось сначала. Ибо, по мнению ребят, прежде чем отрывать от дела майора Василенко, нужно убедиться, что случай и впрямь подозрительный. Ну, а пока они убеждались, преступление оказывалось раскрыто.
Из родителей больше всех негодовал папа Олега, Борис Олегович. Он вообще отличался большой эмоциональностью, а потому после каждого расследования метал громы и молнии в адрес «оболтуса сына», который вместе «с другими оболтусами» вознамерился, по мнению Беляева-старшего, «свернуть себе шею во цвете лет» вместо того, чтобы учиться, поступить в институт, а защитив диплом, унаследовать фирму, ради будущего процветания которой он, Беляев-старший, просто из кожи вон лезет.