Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова

В Лондоне Юсупов-младший близко сошелся с семьей опального великого князя Михаила Михайловича (1861–1929). Феликс писал матери: «Пишу тебе, только что вернувшись с завтрака от гр. Торби. Миш-Миш не было, он на охоте. После завтрака мы поехали на выставку русских художников. Очень интересная. Так было приятно поговорить по-русски. Дети гр. Торби говорят отвратительно, по-моему, это очень стыдно. Мальчик удивительно хорошо рисует и у него прямо страсть бегать по галереям… Гр. Торби в этот раз была гораздо любезнее и просила меня почаще приезжать и привозить товарищей. В следующий term [семестр (англ.)] она хочет устраивать танцевальное утро, чтобы обучать своих детей».

Обратим внимание читателя, что Феликс пишет матери только о младшем наследнике великого князя Михаила Михайловича двенадцатилетнем Михаиле (1898–1959), как-то забывая об его сестрах: пятнадцатилетней Надежде (1896–1963) и восемнадцатилетней Анастасии (1892–1977), носивших титул графинь де Торби. Между тем «танцевальные утра» устраивали совсем не для мальчика.

Прошло несколько недель, и Феликс вновь пишет маме: «Завтракал у Lady Ripon с королем Португалии, Марией Павловной (великая княгиня Мария Павловна старшая – В.Х.), Еленой с мужем (великая княгиня Елена Владимировна и принц греческий Николай – В.Х.) и т. д. Елена мне сказала, что со всех сторон ей говорят, что мы помолвлены с Торби, но что пока не объявляют. Ждут, чтоб я окончил Оксфорд. Как глупо!»

В октябре 1910 г. Феликс пишет из Англии матери: «Забыл сказать, что у Torbi (графиня Софья Николаевна де Торби, морганатическая жена великого князя Михаила Михайловича – В.Х.) я видел последнюю фотографию дочери Ксении Александровны. Какая она красивая».

Действительно, княжна императорской крови Ирина Александровна (1895–1970) была чарующе хороша. Любопытно, что на это отвечает Зинаида Николаевна 2 ноября 1910 г. в письме к сыну, которое было отправлено из Кореиза: «Получила твое письмо после завтрака у Торби. Будь с ними очень осторожен, т. к. ты знаешь, почему тебя зовут. Я рада, что фотография И[рины] А[лександровны] тебе понравилась. Верь моему чувству. Я знаю, что говорю, когда хвалю ее»[48].

Конечно, княгиня Зинаида Николаевна Юсупова желала бы женить сына на одной из русских великих княжон. Естественно, речь не шла о тех, отцы которых попали в опалу, как, например, бедный Миш-Миш. Но в 1910 г. ситуация сложилась так, что свободных великих княжон практически не осталось. Правда, у самого царя было четыре дочери в возрасте от 16 до 9 лет. Но Николай II и Александра Федоровна временами несколько неприязненно относились к семейству Юсуповых.

Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова 21 октября 1910 г. подробно писала из Кореиза за границу о местных новостях, одновременно давая сыну урок современного и своеобразного «мастер-класса»:

«Дорогой мой мальчик,

Получила твое письмо, которое очень порадовало и успокоило меня. Понимаю, что ты не любишь писать слишком откровенно, письмо может затеряться и попасть в другие руки, но условно можно всегда объясниться, не называя никого и не определяя ничего, а то, если писать исключительно о фактах, то получается очень холодная и пустая корреспонденция, которая не может душевно удовлетворить. Я рада знать, что ты занят и что новый предмет тебя интересует. Убеждена, что ты чувствуешь себя гораздо лучше, когда ты работаешь мозгами! Я же не особенно важно себя чувствую, то лучше, то хуже, то сильнее, то слабее, верно, теперь так и будет. Погода, наконец, поправилась настолько, что у нас теперь второе лето. Пишу тебе на балконе в летней блузочке, и то жарко! <…> Папа поехал в Коккоз на освящение мечети, взял с собою Николаева, Гавемана, Думбадзе, Гвоздевича и Краснова. Мы, “три грации”, остались дома. <…>»[49]

Графиня Екатерина Леонидовна Камаровская (1878–1965) служила в течение ряда лет воспитательницей Ирины, старшей дочери великой княгини Ксении Александровны и великого князя Александра Михайловича. Позднее она писала в воспоминаниях:

«11-го числа (11 декабря 1910 г. – В.Х.) я была второй раз у Ксении Александровны. Маха прямо повела меня к княжне Ирине Александровне. Это была высокая, очень худая девочка 15-ти лет. Обращали на себя внимание красивые глаза и правильные черты лица. Но, в общем, во всей ней чувствовался какой-то излом, что-то нездоровое; она страшно конфузилась, стеснялась, краснела. Однако Махе и мне удалось втянуть ее в разговор об ее поездке в Италию, она показала мне многие гравюры и снимки с лучших картин. Она абсолютно не владела плавной, связной речью, запиналась, точно искала слова»[50].

Воспитательница пыталась найти подход к своей подопечной и делилась воспоминаниями о свойствах характера юной княжны Ирины Александровны: