Загадка Ватикана

К счастью, именно в эту минуту один из слуг во фраке и в белых перчатках почтительно наклонился к Караколли, чтобы спросить его, чего он изволит пить, каковое обстоятельство помешало профессору дать пространную лекцию по англосаксонской литературе. Хотя вопрос официанта во фраке имел чисто символическое значение, поскольку всем было хорошо известно, что нунций, как и все члены понтификального клуба, никогда не заказывал никакого другого напитка, кроме “Фернет Бранка”, на что уважаемый читатель, надеюсь, уже обратил свое внимание.

Пожалуй, мы сделаем здесь короткое отступление, отнюдь не излишнее, рассказав о свойствах вышеупомянутого напитка, который иные лица имеют неосторожность критиковать, находя его горький привкус отвратительным. Однако когда распространился слух, что Святейший Отец каждый вечер, после молитвы и прежде чем лечь в постель, выпивает стакан этого укрепляющего зелья, весь папский двор почел своим долгом последовать его примеру. Что это было — своеобразный способ причащаться или прием лекарства? Но факт остается фактом: никто не мог вступить в клуб “Agnus Dei”[6], не приняв правил этого ритуала. Благородное зелье разрешалось разбавлять мятной или содовой водой. Зимой его разогревали до кипения и пили с лимоном. Кое-кто тайком смешивал его с кока-колой или с ромом. Несколько редких фанатиков предпочитали употреблять его с пивом. Сальва, чье мягкое нёбо с давних пор было развращено смакованием дыма от сигар “Чилиос”, дул его, как дуют русские водку — одним глотком опрокидывал полный бокал и громко крякал от удовольствия.

Нунций Караколли обмакнул губы в ликер с осторожностью крысы, которая пробует сыр, потом, подергивая запястьем, стал пить порывистыми глотками, тихо и довольно взвизгивая. Без сомнения, “Фернет” обладает также противопотными свойствами, потому что как только святой прелат к нему приложился, его лицо из фиолетового стало почти зеленым, хотя это, конечно же, не был его натуральный цвет. Однако когда нунций отставил бокал, он, казалось, полностью восстановил спокойствие духа, о чем Сальва догадался, заметив огонек лукавства, блеснувший в его взгляде.

— Итак, дорогой профессор, надо приступать к переводу. Хотя я бросил на этот документ лишь один мимолетный взгляд, я смог убедиться, что он написан на латыни еще более убогой, чем та, на которой составлены “Vitae patrum”[7]. Некоторая в своем роде окрошка латыни, если хотите.

— Столетие? — спросил Сальва.

— Пых, пых... Одиннадцатое, не раньше, как мне кажется. Но до Вораджине[8], это уж точно. Каллиграфия — прописными каролингскими буквами.

— Работа доминиканцев?

Караколли не испытывал особой симпатии к братьям Доминика, но должен был признать, что именно в их среде были искусно обработаны еще в Средние века все известные нам легенды о святых угодниках. А потом, разве Джакомо ди Вораджине, автор “Золотой легенды”[9], не стал в конечном счете архиепископом Генуи, где и правил в 1290-е годы, что ставило его на одну епископскую ногу с нунцием и внушало к нему особое уважение.

— Его Святейшество предупрежден? — спросил Сальва, зная наверняка, что папа имел несколько из своих бесчисленных ушей также и в XXIII зале Ватиканской библиотеки, который назывался залом Льва XIII, где и была обнаружена рукопись.

— В то время как я спешил к вам, уважаемый профессор, каноник Тортелли отправился к личному секретарю кардинала Бонино, который посоветовал ему немедля...

— Отлично,— прервал его Сальва, поднимая свою внушительную тушу из кресла.— Рукопись осталась лежать в папке “Scala Coeli”, не так ли?

— Как вы меня и просили, профессор...

— Идемте туда.

И прежде чем нунций сумел высвободиться из своего глубокого кресла, Адриан Сальва уже вышел из зала, нервно попыхивая сигарой.

Мне неизвестно, отважился ли мой читатель, при всей его осведомленности, проникнуть в святая святых Ватиканской библиотеки, знаменитый зал Льва XIII, отведенный для запрещенных рукописей. Хотя это название “запрещенные рукописи” вводит в заблуждение. В действительности имеются в виду рукописи, которые никто никогда не открывал и поэтому они не внесены ни в один каталог. А почему их никто никогда не открывал? Потому что когда-то, еще в давние времена, их содержание было объявлено предосудительным, они были запечатаны и внесены в секвестр, получив каждая свой порядковый номер. Но при отсутствии списка, который бы соответствовал этой нумерации, никто не знает, какие документы лежат под тем или иным номером.

Здесь читатель вправе поинтересоваться, как же удалось профессору Адриану Сальва отождествить рукопись, запечатанную в папке, номер которой, В-83276, ни для кого не имел ни малейшего смысла?