Загадка Веры Холодной

– Тогда продолжим. Через своего агента отставного ротмистра барона фон Унгерн-Штернберга, который также подвизался и у британцев, Спаннокки рекомендовал вас им как весьма осведомленную сотрудницу австрийской разведки. То есть Унгерн-Штернберг рассказал им, что Спаннокки обзавелся новой сотрудницей, очень вам доверяет, и еще рассказал, что вы недавно вышли замуж и ваш муж ничего не знает о ваших тайных делах. Это случилось за несколько дней до вашего знакомства со Спаннокки. Британцы заглотнули наживку и начали за вами следить. Как только убедились в том, что вы в самом деле встречаетесь со Спаннокки, завербовали вас…

– Зачем Спаннокки понадобилось рекомендовать меня британцам? – Вера уже поняла, что Ерандаков не возражает против того, чтобы она перебивала его вопросами.

– Лишняя предосторожность. То есть дополнительная, потому что предосторожности никогда не бывают лишними. Семь раз отмерь… Спаннокки хотел создать вам определенную репутацию, выставить вас беспринципной и алчной особой, торгующей секретами налево и направо. Причем торгующей довольно давно.

– Как это «давно»? Но я же только-только начинала… – недоуменно пролепетала Вера и зачем-то добавила: – Я гимназию только в прошлом году окончила!

– Холодный принял меры заранее, – усмехнулся Ерандаков. – Разумеется, ему нельзя было долго держать вас в сотрудницах. Мало ли что, да и непонятно, какую пользу вы могли бы приносить на самом деле, и вообще… Но для того чтобы создать нужное впечатление, вам следовало некоторое время проработать в московском отделении, хотя бы фиктивно. Холодный привлек вас к сотрудничеству незадолго до вашей предполагаемой гибели. – Ерандаков снова перекрестился. – Но по спискам вы проходили как заштатный сотрудник с октября прошлого года. С окладом в пятьдесят два рубля, каковой ежемесячно вам выплачивался. Это помог устроить Сильванский, на которого были возложены обязанности казначея московского отделения.

– С октября? – У Веры уже не было сил удивляться, можно было бы и не поверить в то, что говорил ей Ерандаков, но официальная обстановка казенного учреждения, военная форма собеседника, его серьезный тон и, главное, логичность того, что слышала Вера, помогали, заставляли поверить. – Значит, он уже тогда собирался… Но я ничего не получала. Алексей всего лишь раз упомянул, что мне положено ежемесячно пятьдесят два рубля, но ничего мне не платил.

– Прикарманивал, – хмыкнул Ерандаков. – Копейка лишней не бывает. Если бы Холодный не был таким алчным, он не сделал бы того, что он сделал.

– А вот Спаннокки заплатил мне пятьсот рублей, – добавила Вера. – И британцы один раз заплатили пятьдесят. Они велели каждый вторник писать письма…

– О письмах я ничего не знаю, – заинтересовался Ерандаков, беря из лежащей на столе стопки чистый лист бумаги. – Я думал, что к вам за сведениями приходил кто-то из агентов. Расскажите, пожалуйста.

Вера рассказала. Полковник внимательно слушал. Он ничего не записывал, но время от времени делал на листе какие-то беглые пометки. Про деньги сказал, что Вера может оставить их себе, поскольку он не представляет, как можно их оприходовать, да и незачем это делать, казна без Вериной лепты не обеднеет.

– Представляю, какие сведения от вашего имени передались в Лондон. – Ерандаков покачал головой и снова усмехнулся, на этот раз усмешка была довольной.

– Да пусть передавали бы что угодно! – с досадой сказала Вера. – Лишь бы меня оставили в покое! Мне их слежка доставила столько неприятных ощущений! Я вся извелась! Мне за каждым углом кто-то мерещился! Из дому выйти боялась, и дома покоя не было.

– А дома-то чего? – Ерандаков недоуменно посмотрел на Веру. – Разве к вам на дом кто-то приходил?

Пришлось рассказать и про Егора.