– Да, уверяю! – резко кивнула она. – Мне рассказал об этом человек, который видел великую княжну живой в Перми – в сентябре восемнадцатого года. Она сама сказала ему, кто она такая! Его звали доктор Уткин. Потом он уехал из Перми, пытался эмигрировать. Он шел с нашей группой через границу, однако его застрелили красные пограничники.
– Такие разговоры… – начал было Шахматов, однако Боткин знаком прервал его и попросил Мари-Клару зайти к нему в кабинет.
Приплясывая, подмигивая, делая ненужные жесты и продолжая прижимать к себе портрет великой княжны Анастасии Николаевны, она вошла, но ни секунды не просидела спокойно на предложенном стуле.
– Что с вами? – спросил Боткин.
– У меня нервная болезнь, – угрюмо сообщила Пойтерт, дергаясь из стороны в сторону, словно ее донимала пляска святого Витта. – Понимаете, я соображаю и мыслю совершенно ясно, а вот с телом совладать не могу. Это заболевание называется «аномальная подвижность», abnormal motuum. Когда мы бежали под пулями и рядом со мной были убиты трое моих спутников… – У нее прервался голос, и Боткин увидел ее глаза: страдающие, но совсем не безумные. – Говорят, в Дальдорфе лечат такие заболевания. Но где взять денег на лечение?
Сергей Дмитриевич смотрел на нее задумчиво, сохраняя спокойствие только невероятным усилием воли. На самом деле у него самого, кажется, готова была начаться abnormal motuum от радости.
Прошло столько времени, а он не мог найти подходящего человека, который мог бы помочь ему начать интригу с «воскресшей» Анастасией. Теа Малиновская, к которой он пытался подобраться, оказалась редкостно тупой и никак не могла понять, чего он хочет. И вот…
Неужели наконец повезло?!
Однако Боткин, который не раз уже потерпел неудачу, который едва ли не разуверился в правильности предпринятых шагов, старался сдерживать себя.
– Скажите, сударыня, а вы видели лично великую княжну Анастасию Николаевну?
– Конечно! – пылко заявила Пойтерт. – И не раз. Разумеется, не вблизи, а из толпы. Вместе с прочей прислугой господ Новиковых мы всегда ходили приветствовать императора и его семью, когда они приезжали в Москву. И мне знакома каждая черточка лица великой княжны, ведь в доме моих хозяев было множество портретов венценосцев.
Вся эта довольно спокойная речь не раз прерывалась резкой и неадекватной жестикуляцией. И все же Боткин понимал, что другого такого случая может не представиться.
– Я оплачу ваше лечение в Дальдорфе, – сказал он. – Но вам придется выполнить мою просьбу. Если все сделаете как надо, можете считать, что ваше будущее обеспечено самым наилучшим образом. Если же вы сорвете это дело…
– В чем состоит это дело? – нелепо дергаясь, спросила Пойтерт, но в глазах ее появилось настороженное выражение.
Боткин объяснил и увидел, какой радостью вспыхнули эти глаза. Даже нервическая жестикуляция Пойтерт стала спокойней.
– Я все исполню, – быстро сказала Мари-Клара. – Наилучшим образом, поверьте! Ради этой милой, несчастной девочки я готова на все!
Боткин поверил ей и совсем скоро понял, что не ошибся!
Госпожа Пойтерт на другой же день отправилась обследоваться в Дальдорф, и первое, что сделала, возвращаясь от врача, это оставила на скамейке в саду номер «Berliner Illustrirte Zeitung», переданный ей Боткиным. Потом она немного погуляла по саду, наблюдая за больными.
Когда маленькая, очень худенькая девушка в больничной одежде, чуть косолапя, подошла к журналу и взяла его, Пойтерт чуть не бросилась ее отгонять. Боткин хотел, чтобы журнал попал в руки той, кого он без зазрения совести называл великой княжной Анастасией Николаевной. Но в памяти Пойтерт великая княжна Анастасия сохранилась как веселая, полненькая, с длинными волосами и сияющими глазами. Эта же пациентка выглядела такой изможденной и просто тощей… Волосы ее были коротко острижены, взгляд потух… Пойтерт едва не бросилась к ней и не вырвала из рук журнал, но, на счастье, вспомнила слова Боткина о том, что Анастасия очень изменилась от перенесенных страданий, и удержала себя на месте. Впившись взглядом в лицо этой девушки, она старательно отыскивала сходство с тем милым лицом, которое знала раньше, и постепенно образ прежней Анастасии исчез из ее воспаленной памяти, и в ней надежно закрепилось лицо «фройляйн Унбекант».
Окрестности Перми, 1918 год
Иванов и великая княжна некоторое время блуждали по лесу, чтобы сбить со следа возможную погоню. Наконец Иванов уверился, что погони нет, и это доказывало: Гайковский их не предал. Теперь они направились прямиком в Полуденку. Но тут Иванов почувствовал запах дыма. И тянуло дымом именно со стороны Полуденки…
Иванов понял: что-то пошло не так. Возможно, появляться в Полуденке опасно! Он решил отправиться на разведку – сам. И как ни страшно было ему оставлять Анастасию одну в лесу, еще страшней было вести ее навстречу неизвестности.
Она была так испугана, так измучена, что слушалась его беспрекословно. Иванов помог девушке влезть на дерево, привязаться к стволу, чтобы не свалилась, если вдруг уснет, дал ей револьвер на всякий случай и пошел в Полуденку.