Пока готовились к приезду императора, де Куси вступил в войну с Англией, но не на своей родине в Пикардии, а в Лангедоке, под командованием герцога Анжуйского, наместника Лангедока, — против гасконцев. Как и Ланкастер, герцог был братом короля. Анжуйский и сам мечтал о короне. Вступив в его армию, де Куси обрек себя на то, что спустя несколько лет прибил участие в судьбоносной борьбе герцога Анжуйского за корону Неаполя.
После двух месяцев осады и стычек в Гаскони де Куси вернулся в Париж, где занял место в свите императора. Делегация от принимающей стороны, которая должна была встречать в Каморе, включала в себя кроме де Куси двух главных советников короля — Ривьера и Мерсье, а также множество нобилей, рыцарей и оруженосцев, общим числом 300 блестящих всадников. 22 декабря они отъехали от города на лигу вперед, навстречу приближающимся гостям. Двести знатных горожан Камбре и священников во главе с епископом двигались рядом в окружении стрелков. Император в зимнем меховом плаще ехал на серой лошади рядом со своим старшим сыном Венцеславом, немецким королем. Гостей сопроводили в город, где император спешился с некоторым трудом, поскольку страдал подагрой, и епископ препроводил его в церковь.
Главная цель визита, как позднее, за обедом, сказал император французам, — повидаться с королем Карлом, его супругой-королевой и их детьми; он хотел увидеть их «больше, чем кого-либо в мире». Когда он сделает это и представит своего сына, то умрет со спокойной душой, если Господь пожелает забрать его к себе. Император и в самом деле доживал последний год своей жизни, и, возможно предчувствуя смерть — ведь в те времена мало было лекарств и способов излечения, — это трудное путешествие он предпринял, скорее, из желания посетить Париж своей юности, а не ради извлечения политической выгоды из визита.
Пока он проезжал по Пикардии, в каждом городе и деревне кортеж ожидал радушный прием, гостям подносили мясо, рыбу, вино, пригоняли возы овса и сена, и все это оплачивал французский король. При каждом удобном случае император не забывал сказать, что он — гость короля Франции, а хозяева старались не подчеркивать имперского превосходства и потому не звонили в колокола и не совершали других ритуалов. При въезде в город император не случайно выбрал серую лошадь, обычно он ездил на белом коне. Французские официальные хронисты отмечали, что французский король очень беспокоился о протоколе встречи. Карл хотел, чтобы визит подтвердил его рассуждения о справедливой войне, но пусть французский народ не думает, что император — верховный монарх. Тщательно продуманный этикет и ритуал празднеств означали, что он придает большое значение этому визиту. В полуофициальных хрониках правления Карла V не менее восьмидесяти страниц посвящены подробному описанию визита императора.
В Компьени, возле Парижа, императора приветствовал брат королевы герцог Бурбонский со свитой в новых бело-голубых ливреях. В Санлисе императора встретили герцоги Беррийский и Бургундский и архиепископ Санский со свитой из пятисот человек, одетых одинаково — в серое и черное, — рыцари в бархатных одеждах, а оруженосцы в шелках тех же цветов. Наблюдатель, увидевший такое зрелище, должен был бы поведать о величии церемонии, однако несчастному герою праздника было не до пышности и блеска: у него разыгралась подагра, запланированный банкет он еще вытерпел, а остальной путь проследовал на носилках дофина, которые тащили два мула и две лошади.
В аббатстве Сен-Дени императора поджидали три архиепископа, десять епископов и весь королевский совет; там Карла IV подняли с носилок и перенесли в храм — помолиться у гробницы святого Людовика. Поскольку император говорил, что «безумно хочет» повидать знаменитую святыню и мощи, ему показали забальзамированное тело святого Деонисия, которого в свое время язычники после пыток обезглавили на склоне горы Монмартр (потому гора так и называется — дословно «холм мученика»): святой взял отрубленную голову в руки, дошел до вершины, положил голову на землю и основал аббатство. Император долго осматривал реликвию, украшенную драгоценными камнями корону святого Людовика и королевские усыпальницы; особого внимания удостоилась усыпальница Филиппа VI, бывшего шурина императора.