Самым важным защитником оказался король Англии. Он был автократом, как и его отец, но, в отличие от него, не родился солдатом. Ричард хотел положить конец войне, дабы уменьшить власть баронов и сделать монархию абсолютной. Его желание разделял герцог Ланкастерский, тот пристроил дочерей, одна из которых стала королевой Кастилии, а другая — Португалии, и теперь для защиты своих интересов Ланкастер хотел мира с Францией. «Пусть мой брат Глостер идет войной на султана Баязида, ведь он угрожает христианскому миру с венгерских границ», — говорил он. Для тех, кому хотелось повоевать, это было подходящее место.
Благодаря совместным усилиям герцогов Ланкастерского и Бургундского в мае 1393 года возобновили мирные переговоры в истерзанной войной деревушке на берегу реки Соммы вблизи Аббевиля. Из-за недостатка помещений делегаты — герцог Бургундский и Беррийский от Франции, Ланкастер, Глостер и архиепископ Йоркский от Англии, вместе со свитами — поселились в шатрах. Шатер Филиппа Бургундского привлекал всеобщее внимание. Он имел форму города, окруженного деревянными башнями и зубчатыми куртинами. При входе стояли две деревянные башни, между которыми был натянут полог. В центре шатра находилась главная комната, к которой примыкало множество других помещений, разделенных узкими коридорами.
Король Карл, присутствовавший теоретически, но не принимавший активного участия в переговорах, находился в близлежащем бенедиктинском аббатстве, окруженном ухоженным садом на берегу красивой реки. Все мысли его были сосредоточены на крестовом походе, а потому король Франции, как и английский король, готов был незамедлительно покончить с войной. Совещания проходили в часовне под соломенной крышей, поврежденные фрески на стенах прикрыли гобеленами с изображением античных войн. Когда Ланкастер заметил, что во время мирных переговоров делегатам не следовало бы смотреть на батальные сцены, гобелены поспешно сняли и заменили изображениями последних дней Христа. Старшие дядюшки — герцоги Беррийский и Ланкастерский — сидели на почетных высоких стульях, рядом с ними разместились герцоги Бургундский и Глостерский, в то время как графы, прелаты, рыцари, юристы и писцы расселись вдоль стен. Среди делегатов был представитель королевской фамилии, Леон V де Лузиньян, прозванный королем Армении, хотя на самом деле от его королевства остался только Кипр. Потеряв и этот остров в войне с турками, он страстно призывал французских и английских герцогов к крестовому походу.
Папа Климент послал испанского кардинала Педро де Луна вместе с золотом и великолепными подарками добиться у англичан признания авиньонского папства, и тут зашел разговор о схизме. Разгневанный Ланкастер сказал кардиналу: «Это вы, кардиналы Авиньона, виновны в схизме, вы ее поддерживаете, вы каждый день углубляете раскол». Герцог Бургундский не стал этого оспаривать. Он предложил забыть о схизме и продолжить мирные переговоры, пусть, мол, университет подготовит способ объединения церкви.
После того как заговорили о требовании французов заплатить за Кале и о требовании англичан исполнить все условия договора при Бретиньи, стороны снова оказались далеки, как и прежде. «Последний город, который мы когда-либо отдадим, это Кале», — твердили англичане, французы же настаивали на том, что территории, решительно отказывающиеся от вассальной зависимости по отношению к Англии, не могут быть насильно к этому принуждены. На этой фазе переговоров каждая сторона скромно сняла с повестки свое главное требование, и тогда приступили к обсуждению более мелких вопросов.
Мрачный и подозрительный Глостер сопротивлялся каждому предложению. Он жаловался, что французы говорят на двусмысленном языке, слова в котором имеют двойное значение, и оборачивают все в свою пользу. Такими словами англичане, мол, не пользуются. Уже в те годы, как видим, стереотип хитроумного француза и простодушного англичанина использовался в обиходе. По настоянию Глостера англичане потребовали, чтобы все предложения французов были изложены письменно, англичане их внимательно изучат с тем, чтобы понять, нет ли в тексте двойного смысла. Затем они пошлют своих людей узнать, как понимают это французы, а уж после решат — стоит ли согласиться или отвергнуть предложение. Тем самым англичане затягивали переговоры на неопределенный срок.
Вот и настоящая причина, затруднявшая заключение мирного договора. Хотя английские лорды говорили по-французски, язык не был для них родным, и они не чувствовали себя в нем уверенно. Такой важный аристократ, как первый герцог Ланкастерский, написавший «Книгу божественных лекарств», сказал о своей работе: «Если мой французский нехорош, прошу меня извинить, потому что я англичанин и не слишком искушен в языке». Глостер сделал языковую проблему поводом для затягивания переговоров, но недоверие к французам было реальным. Еще со времен Карла V, манипулировавшего текстом договора при Бретиньи, англичане затягивали переговоры из страха быть обманутыми.