Загадка XIV века

Анна, его ровесница, обладала чудесным характером, и о ней, в отличие от ее несчастного брата, в хрониках имеются лишь самые доброжелательные отзывы. Ее смерть, возможно, уничтожила некие моральные ограничения в характере Ричарда; к тому же она оставила мужа без наследника. Для продолжения рода желателен был второй брак, но выбор шестилетней девочки, подтверждения брака с которой надо следовало ждать еще шесть лет, показывает, что обретение наследника не являлось для Ричарда первостепенной задачей. Он хотел примирения с Францией, чтобы эта страна поспособствовала ему в его противоборстве с английскими «боровами». Ричард проинструктировал послов: они должны заручиться поддержкой французского короля, а также его дядюшек и брата и помочь Ричарду в борьбе с любым из его подданных.

Вряд ли такую просьбу одного короля другому можно считать нормальной, особенно если вспомнить, что совсем недавно они были врагами. Ричарду оставалось два года до абсолютной монархии, до убийства Глостера, до казни Арундела, до ссылки Норфолка и Генри Ланкастера и до серии провокаций, ставших в последующие два года причиной того, что он потерял корону, а потом и жизнь. Современные историки предполагают, что в последние годы Ричард страдал от душевной болезни, но это — современный взгляд на дурное правление, свойственное правителям XIV века, на их неспособность справляться со своими порывами.

Ричард правил во времена все возраставшего напряжения, которое не уменьшилось после крестьянской революции. Банды рыцарей и лучников по-прежнему сеяли беспорядки, тяжелые налоги вызывали постоянные жалобы. Социальная угроза, не менее, чем религиозная, объединяла корону и церковь: дни единения Иоанна Гентского с Уиклифом прошли, и на высокие трибуны взгромоздились лолларды. В 1394–1395 годах они неожиданно разразились пламенной петицией — «Двенадцать умозаключений и истин о реформе святой церкви в Англии».

При поддержке нескольких членов нижней палаты, в том числе неугомонного сэра Ричарда Стери и другого рыцаря, состоявших в Тайном совете, лолларды подали в парламент написанную по-английски петицию о двенадцати реформах и представили ее на правах билля. Одновременно лолларды повесили свое воззвание на дверях собора Святого Павла и Вестминстерского аббатства. Этот документ отражал мнение людей, разочарованных церковью позднего средневековья; народ хотел верить, но его вере мешали материализм и идолопоклонство. Это были те же положения, о которых говорил Уиклиф, начиная с двух, самых опасных для церкви и священства: секуляризация церковной собственности и отрицание таинства пресуществления. Среди других пунктов, перечисленных в списке, лолларды ратовали за отмену безбрачия священников, поскольку это вело к нарушениям — ведь женщины «по природе своей слабы и несовершенны», что чревато многими ужасными грехами. Лолларды осуждали экзорцизм и освящение физических объектов, поскольку это не что иное, как плутовство, сходное с черной магией; они выступали против паломничества к деревянным и каменным изображениям, считая его разновидностью идолопоклонства. Десятый пункт положения был новым — отрицание права на убийство. Лолларды утверждали, что убийство в бою или по решению суда противоречит Новому Завету.

Епископы так встревожились из-за «Двенадцати умозаключений», что призвали Ричарда из Ирландии, где на тот момент монарх подавлял новые бунты. Король, разгневавшись, пригрозил уничтожить сэра Ричарда Стери и «предать его самой непотребной смерти», если когда-либо он нарушит данную им клятву. «Двенадцать умозаключений», однако, правитель уничтожить не мог. Идеология лоллардов нашла отклик у свиты Анны Богемской, и через этих людей идеи Уиклифа соприкоснулись с воззрениями Яна Гуса.

Слухи о сватовстве Ричарда дошли до Авиньона, и не всем это предложение понравилось. Филипп де Мезьер очень его приветствовал, поскольку оно отвечало интересам крестового похода, доволен был и герцог Бургундский: он считал, что это пойдет на пользу торговле. Однако враждебность второй половины столетия рассеять было не так легко. Герцоги Беррийский и Орлеанский возражали, и когда предложение выдвинули для обсуждения в совете, несколько человек выступили против него. Они заявили, что в отсутствие мирного договора между государствами брак выглядит странно. Если бы де Куси не был на тот момент в Италии, он, скорее всего, разделил бы это мнение. Инцидент, случившийся в том же году, показывает, что де Куси старался поддерживать официальные отношения между врагами даже во время перемирия. Когда Фруассар, готовившийся к поездке в Англию, попросил у него рекомендательные письма к Ричарду и его дядям, де Куси отказался писать королю, «потому что он француз», хотя и дал Фруассару такое письмо для своей дочери Филиппы. Если даже письмо королю Англии он посчитал неполитичным, то брак француженки с английским королем, должно быть, представлялся ему попранием всего святого.