Загадка XIV века

Времена при этом отнюдь не были статичными. Утрата веры в гарантов порядка открывала дорогу переменам, а несчастье вселяло жажду действия. Угнетенные более не терпели, а восставали, хотя и, подобно буржуа, пытавшимся добиться реформ, вели себя, мягко говоря, странновато, да и не были подготовлены к осуществлению своих замыслов. Марсель не смог добиться хорошего управления, не получилось этого и у Доброго парламента. Жакерия не справилась с нобилями, ремесленники Флоренции — «тощий народ» (popolo minuto) — не сумели укрепить свой статус; английских крестьян предал их король; все выступления трудящихся были подавлены.

Тем не менее, как и всегда, перемены происходили. Уиклиф и протестантское движение оказались естественным следствием пассивности церкви. Монархия, централизованное управление, национальное государство набирали силу — к добру или к злу. Компас расширил просторы мореплавания, Европа выходила из своего «заточения» и готовилась открыть Новый свет. Литература, от Данте до Чосера, выражала себя в национальных языках, близилось книгопечатание. В год кончины Ангеррана де Куси родился Иоганн Гуттенберг, хотя само по себе это, конечно, еще не означало переворота. Несчастья и беспорядки XIV века не могли остаться без последствий. В следующие пятьдесят с лишним лет времена будут еще хуже, но в один незаметный момент, словно с помощью какой-то мистической химии, оживятся энергетические потоки, сложатся идеи, возникнут новые реальности, и человечество пойдет другим путем.

ЭПИЛОГ

В последующие пятьдесят лет силы, запущенные в движение в XIV веке, проявили себя в полной мере, некоторые в преувеличенной форме, как заболевания в пожилом возрасте. После тяжелой эпидемии последнего года столетия «Черная смерть» исчезла, но возобновились война и разбои, усилился культ смерти, стали более ощутимыми старания покончить со схизмой и злоупотреблениями церкви. Численность населения упала до низшей точки, и это в обществе, ослабленном физически и морально.

Жан Неверский, унаследовавший в 1404 году титул герцога Бургундского, стал убийцей и совершил ряд других преступлений. В 1407 году он нанял банду крепких мужчин и поручил им убить своего соперника Людовика Орлеанского. Когда темным вечером Людовик возвращался домой, его встретили наемные убийцы. Они отсекли ему левую руку, державшую поводья, стащили с мула, зарубили Людовика мечами и топорами, забили деревянными дубинками, после чего сбросили тело в канаву, а охранники Орлеанского, от которых, похоже, в таких случаях никогда не бывает толка, ускакали прочь.

Титул герцога защищал от наказания. Жан Бесстрашный публично защитил Неверского, сказал, что это был акт оправданного убийства. Через своего представителя он заявил, что Людовик был человеком порочным, продажным, склонным к колдовству, и присовокупил длинный список публичных и частных злодейств покойного. Поскольку Людовик связывался в общественном мнении с экстравагантным и распущенным двором, а также с бесконечным требованием денег, то Жан Бургундский сумел представить себя противником последнего налога, объявленного правительством. В глазах людей герцог сделался другом и защитником.

В последующие тридцать лет Францию измучили взаимная ненависть и непримиримость герцогов Бургундских и Орлеанских. Вокруг антагонистов сформировались региональные и политические группы, вновь появились отряды наемников, оставлявшие после себя дымящиеся разграбленные селения и горы трупов. Обе партии старались перетянуть на свою сторону беспомощного короля и столицу и увеличивали налоги. Административные структуры расстроились, не лучше обстояли дела у финансовых и судебных органов. Парламент был полностью коррумпирован. Королевство погрязло в преступлениях и богохульстве, грешили даже священники и дети.

Средний класс пытался изгнать коррумпированных чиновников и восстановить нормальное управление, как это делал более пятидесяти лет назад Этьен Марсель, однако успеха это не принесло. Желая увидеть немедленные результаты, объединение мясников, скорняков и кожевников Парижа, прозванных кабошьенами по прозвищу их лидера Кабоша, что значит «живодер» (настоящее имя — Симон Лекутелье), начало восстание, повторив бунт майотенов, однако с еще большей жестокостью. Буржуа, разумеется, выступили против и доверились партии Орлеанских, которая и подавила восстание, восстановив продажные институты, тотчас отменившие реформы и занявшиеся преследованием реформаторов. Жан Бургундский, благоразумно удалившийся в свои владения во время насилия, был объявлен бунтарем и, следуя старому примеру Карла Наваррского, вступил в союз с англичанами.