Загадка золотого кинжала

Вообще, под внешней педантичной скучностью в нем скрывался поистине огненный темперамент – сейчас, как никогда, готовый вырваться на волю. Впрочем, это вполне объяснимо – мой собеседник стал для него воплощением немыслимо коварных замыслов и неимоверно мерзкого предательства, в конце-то концов.

– Пока что я решил отложить решение вопроса о вашем аресте, – сообщил он.

– Будет скандал, – вздохнул Эпплтон.

– А ты этого хочешь, да?! – вскричал старик. – Надеешься, что у тебя есть на меня окорот?! Нет уж, молодой человек, это вы берегитесь!

– Какой еще окорот, мистер Корэн? Вы нынче говорите загадками. Просто на вашем месте я дважды подумал бы перед тем, как начать преследовать невиновного.

– Невиновного?! Тогда как вы, позвольте спросить, здесь оказались?

– А это уже только мое дело, – мягко ответил тот.

Корэн снова сцепил руки, потирая их, – я уже заметил, что это выдавало в нем высшую степень нервного напряжения.

– С-ступайте, – прошипел он. – Ступайте вон, покуда я вас не придушил!

Получасом позже я лежал в своей постели и раздумывал.

Простенькое дельце обернулось заковыристой головоломкой.

В самом деле, почему инспектор не отправился спать, а остался на страже в саду? Значит, он полагал, что кто-то еще может прийти за деньгами?

Или Эпплтон. Если он невиновен, то что забыл в летнем домике?

Впрочем, я слишком устал, и на долгие размышления меня не хватило.

* * *

От прикосновения к плечу я проснулся.

Надо мной стоял мистер Корэн.

– Через полчаса у нас завтрак, – сказал он странным тоном.

– Постараюсь не опоздать, – недоуменно ответил я.

– Простите за дерзость, мистер Филлипс, но будьте осторожны при мисс Ребекке. У нее настоящее чутье на скандалы, и она весьма проницательна. А ведь я отец и не могу не думать о будущем своих девочек. Она же ни пенни им не оставит, если узнает всю правду. Да и ее сердце может не выдержать.

– Печально было бы и подумать, мистер Корэн…

– Спасибо за понимание! Так что будьте осторожны, умоляю!

Оставив меня в веселом и несколько циничном недоумении, он ушел.

В Лондон мы направились без четверти девять; инспектор проводил нас до станции и там покинул, объяснив, что у него остались в городе еще дела.

Корэн был в отличном настроении – насколько это вообще было возможно для такого человека, как он. Должно быть, его переполняло ликование от того, что враг был у него в руках. Как бы то ни было, он много и подробно рассказывал мне о речи, которую намерен был произнести в восемь вечера и которую полагал венцом своей предвыборной кампании и залогом победы.

Я же мог только выразить сожаление, что мне не придется ее услышать.

Пообедав в клубе, я вернулся домой и с некоторым удивлением застал там инспектора Писа – сидящим в самом удобном кресле и с вечерней газетой в руках.

– Надо же! Не ожидал, что вы так быстро вернетесь.

– Очень удобное кресло, – ответил он. – Приятно посидеть.

– А как дела в Брэндоне?

– Просто замечательно. Настолько, что мы возвращаемся туда поездом в 4:10.

Я попытался вытянуть из него хоть немного подробностей, но все, чем он согласился поделиться, было обещание, что произойдет нечто любопытное, и сообщение, что я непременно должен это увидеть.

Впрочем, он отлично знал, что мне этого будет вполне достаточно.

Пригородный поезд как раз стоял под парами у перрона, когда из кассы вышел тучный краснолицый мужчина и направился в нашу сторону. При виде него Пис коротко сжал мое запястье.

– Это мистер Хорледж, он поддерживает главного противника мистера Корэна, – шепнул он.

– О, так вы приобрели новых приятелей?

– Парочку, – ответил инспектор и шагнул в вагон.

* * *

Мы остановились в небольшой старинной гостинице в самом центре – прелестном местечке, где из белой штукатурки и дубовых панелей выглядывали почерневшие от времени потолочные балки. Да, город обновлялся, а она оставалась все той же, что и триста лет назад…

Таких гостиниц вообще немало в окрестностях Лондона; с почтенным и недоуменным видом взирают они на кирпичные новостройки, что подступают все ближе и ближе, покуда под их натиском не падет старый «Лесовик» или «Единорог» и не родится на его развалинах очередной юный «Палас-отель»…

Поужинали мы довольно рано, и в полвосьмого Пис поднялся, сказав:

– Речь будет не раньше восьми, но все равно стоит поторопиться… идемте.

Трибуна была пока пуста, но передние ряды скамеек уже занимали любопытствующие господа. Мы, впрочем, выбрали места у входа. Мимо нас потихоньку проплывал весь город – ну, или его наиболее серьезная часть. На трибуну поднялось несколько старцев, исполненных чувства собственной важности и значимости.

Наконец под дружный топот и бурные, продолжительные аплодисменты появился мистер Корэн и обменялся рукопожатием с седоусым председателем собрания.

И вот когда председатель начал объявлять, что речь будет говорить «наш уважаемый и всем известный сосед», в зал просунулась багровая физиономия Хорледжа.

Постояв с минутку за дверями, он зашел и тихо уселся на скамью позади нас. Зачем-то мы встали и сели за ним – я смысла в этом не видел, Пис, несомненно, видел, но делиться им не желал.