На следующее утро мы получили письмо из адвокатской конторы в Линкольн-Инне; там говорилось, что накануне утром их клиентка, мисс Матильда Хеммингс, подверглась с нашей стороны жестокому нападению, повода для которого она отнюдь не давала. В описании наших действий фигурировали два удара (в бок и под подбородок), болевой захват, которому подверглась клиентка, когда она пыталась спастись бегством из комнаты, а также переход к оскорблению действием, причем в таких формах, что подробности они готовы обсудить только при личной встрече.
В заключение было сказано, что если мы представим письменное извинение, а также выплатим их клиентке, мисс Матильде Хеммингс, компенсацию в размере пятидесяти фунтов, то они посоветуют вышеупомянутой клиентке, мисс Хеммингс, не возбуждать против нас уголовного дела. В противном же случае таковое дело будет возбуждено немедленно.
Мы показали это письмо нашим собственным адвокатам, причем в подробностях рассказали им, как было на самом деле. Они согласились с тем, что случай очень печальный, но посоветовали нам заплатить пятьдесят фунтов. Как можно скорее. Что мы и сделали, хотя для этого пришлось залезть в долги.
С тех пор мы утратили всякое доверие к законам английской Сцены и никому не советуем пользоваться ими как руководством для поведения в реальной жизни.
Джозеф Смит Флетчер
Снотворное мистера Поскитта
Каждый, кто имел удовольствие быть знакомым с мистером Поскиттом, знает: этот почтенный йоркширец не только радушный хозяин, но и отличный товарищ. А тем из нас, кто бывал на полднике у Поскиттов (куда более приятная трапеза, чем поздний ужин), знают, что следует за нежными цыплятами и домашней ветчиной, приготовленными миссис Поскитт. Огонь в гостиной бодро пылает, пол чисто подметен, шторы задернуты, под лампой с плотным абажуром появляются графин, и сигары, и старомодная, вычурная свинцовая табакерка, а мистер Поскитт велит гостям взбодриться, угощаться напитками и чувствовать себя как дома. И когда гости, расположившись поудобнее, берут в руки бокалы, сигары и трубки, мистер Поскитт начинает свои истории. Мало кто знаком с Йоркширом и его жителями – с их радостями и печалями, с их забавными нравами – лучше него; и мало будет тех, кому не по нраву его рассказы о больших и малых житейских трудностях, которые мистер Поскитт со всей проницательностью и чутьем наблюдал все семьдесят лет в трудах и отдыхе, радости и горе. Некоторые из его сказок на ночь (слушатели назвали их так, потому что мистер Поскитт настаивает: эти истории – не что иное, как подготовка ко сну, и никогда не заканчиваются позже десяти вечера) бывают смешными, а некоторые – печальными. Верю и надеюсь, что пересказ некоторых из них может доставить немного удовольствия тем, кто сможет представить уютное тепло очага мистера Поскитта.
Тем холодным и мрачным февральским утром все вокруг выглядело промозглым и до крайности неприятным. Там, на невысоком пригорке, который на фоне лугов и кукурузных полей, казалось, почти достигал масштабов горы, стоял хутор – беспорядочная мешанина грубых серых стен и красных крыш; дом, сараи, конюшни, амбар, коровники, разбросанные там и сям без всякого видимого порядка. Два-три высоких вяза, голые и почерневшие от зимней сырости, высоко вздымались над трубами и фронтонами, как часовые, застигнутые спящими на посту; над их верхушками на фоне безрадостного серого неба лениво хлопали крыльями полдесятка грачей, их редкие жалобные крики только добавляли этому месту еще больше тоски. И все же опытный глаз, понимающий в земледелии, мог с уверенностью заявить: на ферме «Высокие Вязы» все обещало быть в полном порядке. Дом, хоть и очень старый, ремонта не требовал, да и остальные здания тоже; и земля была отличная. Но требовался всего один взгляд, чтобы понять: дом некоторое время стоял пустым, казалось, в окнах уже давненько не теплился ни свет лампы, ни огни камина, а в большой, вымощенной камнем кухне шаги звучали бы глухо, как в склепе. Чувство мертвенной пустоты лежало и на остальных подсобных помещениях – конюшни, амбар, коровники стояли безжизненные и пустые, пребывая словно в некоем призрачном молчании. И под кудрявыми туманами, покрывавшими добрые акры полей, вместо урожая колосились сорняки.
Этим февральским утром двое молодых людей, похожих настолько, что никто бы не усомнился, что они братья-близнецы, стояли на каменном крыльце, глядя друг на друга со взаимным сомнением. Оба высокие, хорошо сложенные, крепкие ребята лет двадцати шести, светловолосые, голубоглазые, румяные, с квадратными челюстями, свидетельствующими о решительности, и непоколебимым видом, вовсю заявлявшим, что обладатели его обещают стать весьма успешными людьми.