Загадки Древней Руси

Это касается и сведений об антах, столь важных для историков славянства. Сложность заключается в следующем. Одни исследователи считают, что Иордан, говоря об истории готов до вторжения гуннов (то есть о событиях III — начала IV века), правильно называет антами их соседей — они действительно так назывались уже в то время. И тогда все приведенные нами выше историко-археологические реконструкции, касающиеся Черняховской культуры, достаточно обоснованы: ведь, по Иордану, те и другие — непосредственные соседи. Другие же исследователи считают, что, описывая этот период готской истории, Иордан «перетаскивает» туда этническую терминологию, а частично, и события своего времени (то есть VI века). Не было до Великого переселения народов этнического понятия «анты». Оно появилось у других авторов поздней античности только при описании событий короткого промежутка времени — с 550-х по 630-е годы — после чего снова и навсегда исчезло со страниц истории [Древняя Русь в свете зарубежных источников, 1999, с. 79–90].

Если это так, то тогда мы напрасно считаем Черняховскую культуру принадлежащей сразу двум этносам — антскому и готскому. «Черняховцы» — чистые готы, а описанные Иорданом их столкновения с антами либо относятся к борьбе с «пшеворцами», которых антами тогда никто не называл, либо к столкновению с действительными антами, союз которых сложился уже после Великого переселения народов на территории погибшей Черняховской культуры, то есть на бывшей готской территории. При той путанице, которую устроил Иордан на страницах своего сочинения, это вполне возможно! «Пшеворцы» же — это «бывшие» венеды или их потомки, которые во времена после Великого переселения народов стали известны как склавины, то есть собственно славяне. Их родственность антам подчеркивается всеми позднеантичными и раннесредневековыми авторами и убедительно доказывается археологически. Вот такая история получается!

А теперь еще об одном весьма важном последствии гуннского нашествия. После того как оно переросло в Великое переселение народов, археологически отмечается интересная вещь: мало того, что погибли все ремесленные центры Черняховской и пшеворской культур, погибли их крупные поселения. При этом еще и исчез весь военно-дружинный компонент в обеих культурах — возможно, он же этнически — германский [Седов, 1994, с. 197]! Так кто же остался на всей территории и Черняховской, и пшеворской культур? А похоже, только исконные земледельцы, пахари и скотоводы, крестьяне, одним словом! И если говорить об их этнической принадлежности, то это — славяне, может быть, частично «ославяненные» балты и сарматы, давно ушедшие из степи и потерявшие кочевнический дух. И хотя мы говорим сейчас об очень страшных, кровавых временах, о массовой гибели людей разных языков, о гибели огромной державы — Западной Римской империи — о крушении установившегося в Европе за предыдущие столетия порядка, мы одновременно говорим и о начале царствования славянского языка в Центральной и Восточной Европе!

Представляется, что тут мы сталкиваемся с главной славянской загадкой. Судите сами. До рубежа эр античные источники — и греческие, и раннеримские — никаких славян вообще не знали. Это нас не очень удивляет, поскольку понятно, что круг интересов и тех, и других в основном замыкался на своих ближайших соседях — народах Средиземноморья и Причерноморья, то есть на тех, с кем они сталкивались «в жизни». И если у того же Геродота (V век до н. э.) в его истории есть большой раздел, посвященный скифам и их соседям, то это отнюдь не случайно: со скифами постоянно контактировали несколько столетий подряд обитатели греческих причерноморских колоний — Херсонеса, Пантикапея, Фанагории и пр. Понятно также, что круг народов, с которыми сталкивалась Римская империя на рубеже эр — еще шире, поэтому возрос и массив сведений о них у авторов римских «Историй». Здесь все закономерно, о чем мы говорили еще в начале этой главы. И тогда же мы говорили о том, что отсутствие упоминания о каком-то народе в документах некоей эпохи вовсе не означает, что этого народа не было: просто он мог обитать за границами «сферы геополитических интересов» государства, в котором писались «Истории» того времени.