Загадки и трагедии Арктики

Селенги, впадающей в «священный» Байкал. За два месяца до кончины он отправил последнее письмо в Ленинград дочери. В нем были такие строки: «Иногда я искусственно убеждаю себя, что я продолжаю зимовку и просто в силу обстоятельств не могу возвратиться на Большую землю вот уже одиннадцатый год... Но ведь когда-то и эта «зимовка» кончится?!»...

Вернувшаяся с войны старшая дочь Бабича Людмила, храбрая армейская радистка, повела многолетнюю борьбу за отца, сперва тщетную борьбу за его освобождение, потом — за посмертную реабилитацию. В начале 60-х гг. самые прославленные полярники страны, Герои Советского Союза Э. Т. Кренкель, А. Д. Алексеев, И. И. Черевичный, капитан А. А. Качарава, зимовщики Н. Р. Дождиков и Б. А. Кремер, штурман полярной авиации Н. М. Жуков и журналист-известинец П. А. Новокшонов обратились в Верховный суд СССР с требованиями полной реабилитации А. П. Бабича. И она последовала 5 августа 1965 г. Решением Военной коллегии Верховного суда приговор трибунала от 7 января 1947 г. был отменен «за отсутствием состава преступления».

Повторю еще и еще раз: ни у одного советского полярника, где бы он ни работал, чем бы ни занимался, не было в те годы защиты от карательных органов. Репрессии уничтожали всех подряд, как говорится, от солдата до маршала. Не пощадили даже героев-челюскинцев, тех, кто принес стране славу, возвысил сталинскую державу в глазах всего человечества (знаменитый английский писатель Бернард Шоу воскликнул тогда, в 1934 г.: «Что вы за люди, большевики,— даже трагедию сумели превратить в триумф!»). Канули в безвестность два из трех заместителей О. Ю. Шмидта по челюскинской экспедиции, Алексей Николаевич Бобров и Илья Леонидович Баевский, чудом избежал ареста третий, Иван Алексеевич Копусов. Умер в заключении Павел Константинович Хмызников, доктор географических наук, один из авторов проекта воздушной экспедиции на Северный полюс, который он вынашивал, находясь на челюскинской льдине...

Если говорить о «маршалах» Арктики, военных и гражданских, то первым, очевидно, необходимо вспомнить командующего Северным флотом флагмана I ранга Константина Иванович Душенова, старого большевика, участника октябрьских боев в Петрограде, уничтоженного в 1940 г. И что уж там говорить о никому не ведомом рядовом зимовщике Бабиче, если именно в 1947 г., когда он в своей жалобе Генеральному прокурору взывал к справедливости и милосердию, Герой Советского Союза, папанинец, начальник Гидрометеослужбы СССР Евгений Константинович Федоров был судим постыдным «судом чести» за так называемое низкопоклонство перед Западом, а его заместитель, тоже заслуженный полярник-зимовщик, Яков Соломонович Либин предпочел под угрозой неминуемого ареста выстрелить в себя!

Действительно, что сказать, если сам начальник Главсевморпути и одновременно министр Морского флота СССР А. А. Афанасьев с 1948 по 1952 г. пребывал в тюрьме по обвинению в шпионско-вредительской деятельности, а затем был на несколько лет отправлен в ссылку на Крайний Север, в порт Дудинку на Енисее? Спустя три десятка лет Александр Александрович вспомнил один эпизод из не столь уж далекого прошлого:

— Вызывают меня как-то к Сталину по неотложным арктическим делам. Являюсь, а у него уже сидит в кабинете министр внутренних дел Круглов. Сталин начал расспрашивать меня о ходе очередной навигации, о строительстве новых ледоколов. И вдруг — вопрос: «Скажите, товарищ Афанасьев, как там у вас в Заполярье решается проблема рождаемости?» Я, нужно сказать, растерялся, потому что никак не ожидал подобного вопроса, и тут Круглое меня выручил: «Разрешите доложить, товарищ Сталин, с рождаемостью на Крайнем Севере все в порядке. У нас весь контингент разделен там на зоны, мужскую и женскую, поэтому о рождаемости не может быть и речи. Наши товарищи за этим внимательно следят»!

Вероятно, вождя такой ответ вполне удовлетворил. Во всяком случае, как вспоминает А. А. Афанасьев, недовольства Сталин не выказал и дополнительных вопросов не задал. Быть может, подумал даже о том, что неплохо было бы перенести опыт Заполярья на все остальные Зоны Его государства. И перенес бы, не приди спасительный март 1953 г.

Но песня петь не перестала

Про чью-то боль, про чью-то честь.

У ней и мужества достало

Мученья славе предпочесть.

Она звучит в едином хоре

Зверей, растений, облаков,

Ей вторит Берингово море —

Стихия вовсе не стихов.

И на ветру скрипят ворота

Закрепощенных городов,

И песня выйдет из болота

И доберется до садов.

Пусть сапоги в грязи и глине,

Она уверенно идет,

И рот ее в лесной малине,

Сведенный судорогой рот.

Она оранжевою пылью

Покрыта с ног до головы,