Загадки истории. Франкская империя Карла Великого

Крайне своеобразным долгое время оставалось во франкском обществе положение вождя, при котором знатность рода обязательно должна была подтверждаться личною доблестью и заслугами. «Выдающаяся знатность и значительные заслуги предков даже еще совсем юным доставляют достоинство вождя, – пишет Корнелий Тацит, – все прочие собираются возле отличающихся телесною силой и уже проявивших себя на деле, и никому не зазорно состоять их дружинниками. Впрочем, внутри дружины по усмотрению того, кому она подчиняется, устанавливаются различия в положении; и если дружинники упорно соревнуются между собой, добиваясь преимущественного благоволения вождя, то вожди, стремятся, чтобы их дружина была наиболее многочисленной и самой отважной. Их величие, их могущество в том, чтобы быть всегда окруженными большой толпою отборных юношей, в мирное время – их гордостью, на войне – опорою. Чья дружина выделяется численностью и доблестью, тому это приносит известность, и он прославляется не только у себя в племени, но и у соседних народов; его домогаются, направляя к нему посольства и осыпая дарами, и молва о нем чаще всего сама по себе предотвращает войны». При этом, отмечает античный историк, «…если дело дошло до схватки, постыдно вождю уступать кому-либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю».

Такое описание положения вождя позволяет видеть в нем фигуру, значимую не столько благодаря принадлежности к определенному уважаемому роду, сколько вследствие собственных заслуг и свершений, престижа и харизмы. Мало было принадлежать к знатному роду, следовало делом доказать свою избранность богами. Такое положение вождей, как можно судить из общего контекста свидетельств источников IV–V вв. и даже VI в., сохранялось во франкском обществе устойчиво и долго. Знать франков была немногочисленной, а ее возвышение над рядовыми общинниками было в значительной степени символическим, не выходя за пределы, обычные для позднепервобытного варварского общества.

Тем более значимым является тот факт, что именно на эпоху правления Хлодвига пришелся важный процесс трансформации, перерождения природы власти, позволивший ему из первого среди равных, выборного варварского вождя, правящего не только, и даже не столько благодаря своему происхождению из знатного рода, сколько личным заслугам и храбрости, превратиться в безусловного верховного правителя, могущего повелевать своими подданными не считаясь с их мнением.

Безусловно, могущество и всевластие Хлодвига не стоит преувеличивать, его власти было далеко до всевластия древневосточных деспотов либо европейских абсолютных монархов Нового времени. Однако определенное и очевидное как для современников, так и для стороннего наблюдателя усиление властных позиций франкского короля все же произошло. Наиболее наглядно произошедшее изменение отражено в приведенной Григорием Турским полулегендарной истории о Хлодвиге и строптивом воине, пожелавшем, чтобы вождь придерживался древних традиций и не смел претендовать на большее, чем ему положено.

Сюжет этой истории связан с событиями, произошедшими после одержанной победы над Сиагрием, когда франкские воины захватили богатые трофеи, разграбив множество христианских церквей и часовен. В это время авторитет Хлодвига, мужественно сражавшегося удачливого победителя, сильного и опасного врага, должен был быть среди воинов непререкаем. Впрочем, все оказалось гораздо сложнее. Давние варварские традиции того, что Прокопий назвал «народовластием», дали о себе знать даже почти четыре столетия спустя после того, как Тацит написал, что о наиболее значительных делах совещаются и принимают по их поводу решения все соплеменники, и, более того, существуют «дела, решение которых принадлежит только народу».