Близким помощником Исляма ІІІ Герая выступал славившийся своей мудростью Сефер Гази-ага, бывший, помимо прочего, также главным руководителем внешней политики Крымского ханства. Его должность, сравнимая по современным меркам с должностью главы правительства – премьер-министра – обозначается в документах того времени как «великий его (хана) ага, благороднейший министр, прехвальный советник, полномочный доверенный» и «его присутствия, Ислям Герай-хана великий визирь, благородный министр, прехвальный советник». Мудрость же Сефер Гази-аги была столь велика, что даже многие годы после его смерти государственные деятели Крымского ханства, размышляя над разрешением того или иного важного политического вопроса, в особенности касавшегося международных отношений, вспоминали о его давешних мудрых решениях, приговаривая: «Сефер Гази-аги так-то поступал». Ближайшим помощником Сефер Гази-аги был его сын Ислям-ага, титуловавшийся как «ага великого порога его присутствия, калги-султана».
Важнейшим моментом в военной истории Хмельнитчины стало обращение Богдана Хмельницкого вначале к крымскому хану Исляму Гераю, а затем и к османскому султану Мехмеду IV за помощью против поляков. Во второй половине января 1648 г. гетман отправил в Бахчисарай посольство во главе с полковником Яцком Клышей с просьбой помочь в войне против польских магнатов. Хан поначалу было отказался, но затем передумал, пообещав продолжить переговоры при условии, что Хмельницкий сможет воздействовать на донских казаков и удержать их от нападений на Крым.
Действительно, и тогда, и позже против договоренностей Хмельницкого с Ислямом Гераем действовал тот фактор, что кроме казаков-сечевиков днепровских, придерживавшихся условий договора с татарами, существовали ватаги иных казаков, гнездившихся, в частности, на Дону, которые договоренности Хмельницкого во внимание не принимали и продолжали предпринимать грабительские экспедиции во владения крымского хана. Так, в середине 1649 г. в Стамбуле было получено сообщение о том, что 12 казацких чаек, выйдя из устья Дона, разграбили татарское поселение неподалеку от Балаклавы, а на обратном пути домой захватили два корабля – один купеческий с разного рода товарами, а другой с вином. Хан в связи с этим отправил московскому царю гневное послание, угрожая возмездием и предупреждая в духе знаменитого «иду на вы»: «Что это за мерзость и безобразие?! Не угодно ли тебе быть готовым: решено идти на вас всем народом чингизидским».
Крайне недоволен произошедшим был и Богдан Хмельницкий, который в рапорте с царским посланником Григорием Нероновым заявлял следующее: «Царского величества подданные Донские казаки учинили мне беду и досаду великую: как началась у меня с ляхами война, то я к Донским казакам писал, чтобы они помощь мне дали и на море для добычи и на Крымские улусы войною не ходили; но Донские казаки моего письма не послушали, на Крымские улусы приходили: так я Крымскому царю хочу помочь, чтобы Донских казаков впредь не было: Донские казаки делают, забыв Бога и православную веру, помощи мне не дали и Крымского царя со мною ссорят; да и царское величество помощи мне не подал и за христианскую веру не вступился; а если царское величество меня не пожалеет, будет за Донских казаков стоять, то я вместе с Крымским царем буду наступать на московские украйны».
В состоявшейся вскоре беседе с другим русским посланником гетман был еще более категоричен: «Если и государь, не жалея православной христианской веры, королевской неправде помогать будет, то я отдамся в подданство Турскому царю и с турками и крымцами буду приходить войною на Московское государство». Впрочем, когда Протасьев стал совестить Богдана за его слова, тот шепнул, что на самом деле предан московскому царю и, «служа великому государю и проча себе его государственную милость вперед, Крымского царя уговорил и Московское государство уберег, а вместо его ходил с Крымским царем на молдаван».