Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции

Погибли – как уже упоминалось, – в большинстве своем, и те вожди жирондистов, кто бежал. Петион и Бюзо, скрывавшиеся в лесах, были растерзаны волками. Жан-Мари Ролан, также скрывавшийся, покончил с собой, узнав о казни жены. Кондорсе не тронули в июне, но когда он раскритиковал проект конституции монтаньяров, он также попал под репрессии; несколько месяцев он скрывался, потом пытался бежать, но был опознан и погиб. Гюаде нашли в доме его отца, и так как он был объявлен вне закона, то его казнили без суда (отца также казнили за укрывательство врага народа, но его все-таки полагалось сначала судить). «Народ! – крикнул Гюаде, подымаясь на эшафот, – вот последний из твоих представителей!» – Дальнейшие его слова заглушили барабаны.

Но тут произошел крутой поворот истории. 27 июля 1794 года (девятого термидора II года Республики) Робеспьер и его друзья были обвинены, объявлены вне закона и на следующий день гильотинированы. Вместе с ними были казнены и все члены мятежной Коммуны, Конвент взял реванш за 31 мая.

Поначалу заключенные в тюрьмах были в ужасе. Они считали (имея на то некоторые основания), что именно Робеспьер еще как-то сдерживал террористов – Бийо-Варенна, Барраса, Тальена, Карье и прочих – и что вот теперь-то начнется подлинный террор.

Но мы теперь знаем: произошло иное. Террор вышел из моды – победители Робеспьера свалили всю вину за террор на него и начали освобождать заключенных. Некоторое время, однако, сохранялся паритет между партией террора и ее противниками – «правыми термидорианцами», разношерстной группой, частью из депутатов центра, а в большой мере из бывших монтаньяров, перебежавших на другую сторону.

Но вот здесь-то надо вспомнить о 67 депутатах, подписавших протест против 2 июня. После того как был казнен 21 жирондист, в начале 1794 года «террористы» в Комитете общественного спасения – Бийо-Варенн и Колло д'Эрбуа – требовали суда и над ними. А суд означал бы казнь.

Однако их спас Робеспьер.

Чем именно он руководствовался? Вероятно, немалую роль сыграли политические соображения. Робеспьер к тому моменту был неоспоримым лидером революции и Франции, но при этом его позиции в Конвенте были вовсе не так прочны. Ему выгоднее было показать большинству депутатов, что он отнюдь не стремится казнить всех депутатов подряд, что он готов договариваться с «Болотом» Конвента.

А может быть, им двигало чувство справедливости или просто жалость? Вот последняя версия как раз наименее правдоподобна. И не потому, что Робеспьер был таким уж чудовищем, а потому, что в 1794 году все, и он в том числе, считали, что жалость – это чувство, недостойное истинного республиканца: он должен был суров и безжалостен к врагам Революции.

А вот чувство справедливости – дело другое. Если Робеспьер не считал их врагами народа, он мог спасать их из чувства справедливости.

Как на самом деле это было, мы не знаем. Достоверно только то, что Робеспьер несколько раз откладывал рассмотрение вопроса о жирондистах, тянул, волынил… и в конце концов дотянул до термидора.

И вот, в новой ситуации, жирондисты, которые недавно мечтали только о том, чтобы о них забыли, теперь сами прислали письмо с жалобой и требованием, чтобы их наконец судили.

8 вандемьера III года (29 сентября 1794), после бурных дебатов Конвент постановил, что «можно быть иного мнения об этом великом дне [31 мая], чем большинство народа, и это не составляет преступления». Компромисс: 31 мая все еще признается великим Днем, но освобожденные жирондисты восстанавливаются в правах и возвращаются в Конвент.

Репрессии против жирондистов сменяются репрессиями против якобинцев.

Но хотя жирондисты смогли вернуться в Конвент, это был уже совсем другой Конвент, и партия жирондистов перестала существовать в 1793 году. Люди – многие – остались живы, а партия умерла бесповоротно.

Завершая историю жирондистов, хочется еще раз вернуться к словам Верньо о «революции, пожирающей своих детей». Если это так (а во Франции это, действительно, было так), то отчего?

Очевидно, оттого, что французская революция совершила не один, а несколько кругов – может быть, лучше сказать, несколько вихрей.

Первым таким революционным вихрем была революция аристократии в 1786–1788 годах. Эта революция не удалась, «привилегированные» проиграли дважды. Они не смогли добиться своих целей, но они до предела расшатали страну и тем расчистили поле действий для новых, более радикальных революционеров.

Второй вихрь – революция 1789 года, радикально устранившая аристократию, но относительно бескровная. Если сравнивать с сентябрьскими убийствами или с годами Террора, то число жертв взятия Бастилии или других подобных эксцессов незначительно. Более того, хотя аристократия пала жертвой событий этого года, но жертва опять-таки была почти бескровная. Истинные враги революции в основном тогда же эмигрировали и остались живы. Более того, поначалу казалось, что тем дело и кончится: революция совершена, конституция принята – чего же еще?