Читаем Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции полностью

Впрочем, в те времена считалось, что война – войной, а дружба – дружбой. Во время войны поездки из одной страны в другую не прерывались. Притом в те времена все свободомыслящие французы очень высоко ценили Англию, точнее, английскую политическую систему, английскую свободу печати и тому подобное. Неудивительно, что и наш персонаж часто ездил в Англию и завел близкую дружбу с наследником престола. Тем более, что тот тоже, как и герцог, играл в оппозицию (только в Англии): поддерживал парламентскую оппозицию – Фокса и Шеридана, залезал в долги, очень любил застолье и женщин.

Но вернемся в Париж или даже скорее в Пале-Рояль. Сады вокруг дворца, выстроенные Орлеанами роскошные колоннады стали любимым местом для сбора всех оппозиционеров, независимо от направления (оппозиционеры тоже бывают очень разные). Это место посещали философы, ученые: Бюффон, Франклин и американские республиканцы, а также представители «американской фракции» Парижского парламента; автор «Упадка и разрушения Римской империи» Гиббон и ораторы английской оппозиции; Гримм (которого мы знаем исключительно из Пушкина: тот самый, который «мог быть дельным человеком и думать о красе ногтей») и немецкие философы; наконец, французы – Вольтер, Дидро, Лагарп и другие. Таким образом, как это часто бывает, первый оппозиционный клуб во Франции образовался во дворце первого принца крови. В предреволюционные годы тут бывали и Сийес, этот оракул революции, пользовавшийся в то время колоссальным престижем (он сохранит его в ближайшие 10 лет и еще будет писать конституцию для Наполеона), и роялист герцог Лозен, и молодой артиллерийский офицер Шодерло де Лакло, которого мы знаем как автора одного из самых значительных литературных произведений Франции той эпохи, и Сильери, муж графини Жанлис, и многие другие.

Революция 1789 года

Добавим, что в голодные годы (1787–1788) герцог активно помогал беднякам продуктами. Словом, перед революцией в стране не было более популярного аристократа, чем герцог Орлеанский. В 1789 году он, естественно, был избран депутатом Генеральных Штатов от дворянства; но в первый день Штатов, который обычно считают также и первым днем Революции, 5 мая 1789 года, он шел позади всех дворян, последним среди них – и следовательно, рядом с депутатами от третьего сословия. А через полтора месяца он был в числе тех депутатов, которые принесли знаменитую «клятву в зале для игры в мяч».

И вот, по мере того как королева, а за ней и король становились все более непопулярны, а герцог сохранял популярность – все больше стали поговаривать о том, что не стать ли ему если не королем, то, скажем, правителем королевства (должность можно было бы придумать); начали проводить аналогии с Генеральными Штатами 1576 года, которые чуть было не сделали популярного герцога Генриха Гиза королем Франции.

3 июля 1789 года герцога Орлеанского избрали председателем Национального собрания. А когда 13 июля 1789 года прошел слух (вполне достоверный), что король уволил популярного министра Неккера и, очевидно, намерен перейти к политике противостояния народу, в этот день парижане пронесли с обнаженными головами через толпу по городу два бюста: Неккера и герцога Орлеанского. Оба украсили черным крепом (так сказать, траур по свободе и людям, ее олицетворявшим).

О примерах популярности герцога будет еще много сказано ниже. Но тут надо принять во внимание два обстоятельства. Первое – это личность герцога. Когда в 1787 году (революция уже начиналась) его в очередной раз сослали, то министру сказали, что ссылка может увеличить его престиж. «Ничего, – ответил министр, – я знаю герцога: он сам подорвет его».

Но главное даже не это. Главное – непродолжительность славы. Толпа быстро возносит своих кумиров, но очень быстро и разочаровывается в них. Ельцин, Ющенко – вот только два примера, которые у нас всех еще на памяти: люди, пользовавшиеся фантастической популярностью и кончившие тем, что стали объектом презрения для своих же бывших поклонников (которые в большинстве успели «честно» забыть о том, как они целовали руки своему кумиру).

Революция развивалась слишком быстро. И быстро свергала своих кумиров – даже людей значительных. И где уж было нерешительному и трусоватому герцогу удержаться на гребне волны, человеку, о котором Мирабо как-то с досадой отозвался: «Да этот парень не годился бы мне и в лакеи».


Есть три сорта событий. Первый – это события, которые реально произошли в истории, ход событий, который соответствует реальности.

Второй – «виртуальная история», в которую любят играть сейчас: порассуждать о событиях, которых не было, но которые могли бы произойти. Филипп Македонский мог уцелеть при покушении; тогда Александр Македонский, вероятнее всего, был бы казнен своим отцом за участие в этом заговоре, и не было бы никакого эллинизма. Цезарь мог быть убит при Фарсале, и не было бы Римской империи; Гитлер мог не стать канцлером.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги
The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable
The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable

A BLACK SWAN is a highly improbable event with three principal characteristics: It is unpredictable; it carries a massive impact; and, after the fact, we concoct an explanation that makes it appear less random, and more predictable, than it was. The astonishing success of Google was a black swan; so was 9/11. For Nassim Nicholas Taleb, black swans underlie almost everything about our world, from the rise of religions to events in our own personal lives.Why do we not acknowledge the phenomenon of black swans until after they occur? Part of the answer, according to Taleb, is that humans are hardwired to learn specifics when they should be focused on generalities. We concentrate on things we already know and time and time again fail to take into consideration what we don't know. We are, therefore, unable to truly estimate opportunities, too vulnerable to the impulse to simplify, narrate, and categorize, and not open enough to rewarding those who can imagine the "impossible."For years, Taleb has studied how we fool ourselves into thinking we know more than we actually do. We restrict our thinking to the irrelevant and inconsequential, while large events continue to surprise us and shape our world. Now, in this revelatory book, Taleb explains everything we know about what we don't know. He offers surprisingly simple tricks for dealing with black swans and benefiting from them.Elegant, startling, and universal in its applications, The Black Swan will change the way you look at the world. Taleb is a vastly entertaining writer, with wit, irreverence, and unusual stories to tell. He has a polymathic command of subjects ranging from cognitive science to business to probability theory. The Black Swan is a landmark book—itself a black swan.Nassim Nicholas Taleb has devoted his life to immersing himself in problems of luck, uncertainty, probability, and knowledge. Part literary essayist, part empiricist, part no-nonsense mathematical trader, he is currently taking a break by serving as the Dean's Professor in the Sciences of Uncertainty at the University of Massachusetts at Amherst. His last book, the bestseller Fooled by Randomness, has been published in twenty languages, Taleb lives mostly in New York.

Nassim Nicholas Taleb

Документальная литература / Культурология / История