Читаем Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции полностью

Наконец, Дюмурье – пожалуй, самая колоритная личность среди трех названных. Провансалец по происхождению, он родился, однако, на севере Франции в семье военных в 1739 году, так что к началу революции ему было 50 лет и он успел испытать многое: участвовал в нескольких войнах, то на французской службе, то добровольцем; пережил несчастную любовь и попытку самоубийства, сидел в Бастилии и т. д.

Ловкий царедворец и дипломат, он не терялся и перед лицом разъяренной толпы. «Когда в Шербуре слабость герцога де Беврона привела к потере хлебных складов и вызвала мятеж, он, невзирая на вопившую и готовую растерзать его на куски толпу, закричал народу, увидев в руках одного голландского матроса ключи от хлебных складов, что „ему изменили и что иностранец похитил ключи“. Затем, спрыгнув с крыльца, он схватил матроса за горло, вырвал у него ключи и отдал их одному из гвардейцев, сказав народу: „Я ваш отец и отвечаю вам за эти склады“».

Человек он был очень талантливый и отчаянный интриган, например, после поездки на Корсику он представил герцогу Шуазелю (тогда министру иностранных дел Франции) сразу два проекта относительно Корсики: один – для ее освобождения, другой – для ее завоевания. (Принят был второй план.)

В начале революции он был на третьих-четвертых ролях, но пробился наверх. В 1792 году было образовано «правительство патриотов», Дюмурье получил в нем пост министра иностранных дел. Когда он в этой должности явился к королеве, та гневно сказала ему: «Милостивый государь, вы в настоящую минуту всемогущи, но этим вы обязаны милости народа, который очень быстро разбивает свои кумиры. Вы должны сами рассудить, что ни король, ни я, мы не может терпеть этих нововведений и конституции».

Дюмурье (если верить его мемуарам) ответил так: «Государыня, для меня крайне прискорбно тяжкое сообщение Вашего Величества. Поверьте, я не имею никакой выгоды обманывать вас, мне, как и вам, отвратительны анархия и злодейства. Это не минутное народное движение, как вы полагаете: это – почти поголовное восстание великой нации против закоренелых злоупотреблений. В революции я имею в виду лишь короля и нацию; все, что клонится к тому, чтобы их разлучить, ведет к их обоюдной гибели; я тружусь насколько могу, чтобы соединить их, ваше дело – помогать мне. Если я составляю препятствие вашим намерениям, если вы в них упорствуете – скажите мне; я тотчас пойду к королю просить отставки и удалюсь в какое-нибудь захолустье оплакивать участь моей родины и вашу».

И он таки сумел, хотя бы отчасти, приобрести доверие королевы. Впрочем, было уже слишком поздно. Министерство очень скоро ушло в отставку (близилось народное восстание 10 августа). Дюмурье мог бы остаться министром – король видел, что он популярен, а в то же время с ним можно иметь дело, но остаться в тот момент означало бы утратить популярность. На это Дюмурье не пошел и отправился генералом в действующую армию. Здесь он одержал знаменитые победы при Вальми и Жемаппе.

Это был критический момент: французские армии были разбиты на всех фронтах и панически отступали. Дюмурье выбрал Арденнский лес местом для обороны. С характерной для всех политиков той эпохи склонностью к историческим параллелям, он писал в Конвент, что «это будут Фермопилы Франции, но я буду счастливее Леонида».

Он исполнил свое обещание. Правда, при Вальми победы как таковой, строго говоря, не было; но он удержал позиции, а в тот момент разброда и паники это стоило дороже иной победы.

За Вальми последовал Жемапп (ноябрь того же 1792 года), где была уже настоящая победа, отдавшая во власть французов всю Бельгию. На короткий срок он стал героем, божеством, жирондисты, несколько месяцев назад пролоббировавшие его назначение, купались в лучах его славы.

Но слава вообще капризна и прихотлива, а во время революций – в особенности. Прошло лишь несколько месяцев – и Дюмурье был не героем, а предателем. Он отрицательно отнесся к казни короля, пытался повести армию на Париж, но повторилась история Лафайета. В начале 1793 года армия не пошла за Дюмурье, как не пошла за Лафайетом в августе 1792-го; он также вынужден был бежать из Франции к ее врагам. Это был тяжелый удар для жирондистов.

Дальнейшая биография Дюмурье уже не так интересна, он странствовал по разным странам, ввязывался в разные интриги и заговоры, но особых успехов не достиг. Со времени его бегства прошло более 10 лет, но опасного героя и предателя во Франции не забыли. Пишегрю, Моро и еще Дюмурье! Это уж слишком!

Гибель герцога

Итак, решение ликвидировать (казнить) кого-то из принцев королевской крови было принято. Утверждают, что Бонапарта к этому подстрекали Фуше и Талейран: первый, как цареубийца, и в самом деле был заинтересован в том, чтобы Бонапарт также дал кровавую поруку делу революции. Но зачем это было Талейрану? Может быть, он чувствовал, что и ему приходится дать такую поруку, что и ему надо, так сказать, вотировать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги
The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable
The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable

A BLACK SWAN is a highly improbable event with three principal characteristics: It is unpredictable; it carries a massive impact; and, after the fact, we concoct an explanation that makes it appear less random, and more predictable, than it was. The astonishing success of Google was a black swan; so was 9/11. For Nassim Nicholas Taleb, black swans underlie almost everything about our world, from the rise of religions to events in our own personal lives.Why do we not acknowledge the phenomenon of black swans until after they occur? Part of the answer, according to Taleb, is that humans are hardwired to learn specifics when they should be focused on generalities. We concentrate on things we already know and time and time again fail to take into consideration what we don't know. We are, therefore, unable to truly estimate opportunities, too vulnerable to the impulse to simplify, narrate, and categorize, and not open enough to rewarding those who can imagine the "impossible."For years, Taleb has studied how we fool ourselves into thinking we know more than we actually do. We restrict our thinking to the irrelevant and inconsequential, while large events continue to surprise us and shape our world. Now, in this revelatory book, Taleb explains everything we know about what we don't know. He offers surprisingly simple tricks for dealing with black swans and benefiting from them.Elegant, startling, and universal in its applications, The Black Swan will change the way you look at the world. Taleb is a vastly entertaining writer, with wit, irreverence, and unusual stories to tell. He has a polymathic command of subjects ranging from cognitive science to business to probability theory. The Black Swan is a landmark book—itself a black swan.Nassim Nicholas Taleb has devoted his life to immersing himself in problems of luck, uncertainty, probability, and knowledge. Part literary essayist, part empiricist, part no-nonsense mathematical trader, he is currently taking a break by serving as the Dean's Professor in the Sciences of Uncertainty at the University of Massachusetts at Amherst. His last book, the bestseller Fooled by Randomness, has been published in twenty languages, Taleb lives mostly in New York.

Nassim Nicholas Taleb

Документальная литература / Культурология / История