Загадки истории. Злодеи и жертвы Французской революции

13 мая парижанки раздели и высекли ярую сторонницу жирондистов, Теруань де Мерикур. Женщина от потрясения сошла с ума и оставшиеся 25 лет своей жизни провела в сумасшедшем доме. Конечно, можно говорить, что она «за что боролась, на то и напоролась»: это была та самая Теруань, которая еще недавно сама возглавляла женскую толпу. В октябре 1789 года она, с саблей и пистолетом, шла во главе женщин в Версаль, чтобы заставить короля перебраться в Париж, 10 августа она дала пощечину одному из своих врагов — и толпа тут же его линчевала. Теперь народное бешенство обернулось против нее. Но и жирондисты вправе были возмущаться.

18 мая Гюаде, один из самых радикальных членов своей партии[67], предлагает ликвидировать Парижскую коммуну, а сверх того — созвать в провинции, в Бурже, «запасной Конвент» из депутатов-заместителей. Если бы после этого Конвент в Париже был уничтожен, его бы заменил буржский.

Если бы предложения Гюаде прошли, жирондисты бы одержали победу — по крайней мере, на время. Началась суматоха. Хитрый Барер, все еще маневрировавший между жирондистами и монтаньярами, возразил: если Коммуна действительно составляет заговоры против Конвента, надо провести расследование. И предложил создать для такого расследования комиссию из 12 членов. Это был компромисс: декрет о роспуске Парижской коммуны принят не был, зато в комиссию вошли одни жирондисты.

Комиссия начала с арестов ряда видных деятелей Коммуны: Эбера (за статью из его газеты), Варле, одного из лидеров так называемых «бешеных», и еще нескольких человек. Коммуна возмутилась и потребовала их освобождения. В ответ пылкий Инар, которого жирондисты как раз провели в председатели Конвента, бросил, как пишут многие историки, «свое знаменитое проклятье Парижу». «Зала, — говорит современник — напоминала скорее арену гладиаторов, чем храм законов».

Чтобы лучше передать драматизм происходившего, вероятно, лучше привести стенограмму — со всеми скандалами и выкриками[68].

«Председатель [т. е. Инар]… Франция доверила Парижу национальное представительство. Париж должен его уважать [то есть — уважать Конвент]. Если Конвент будет когда-либо унижен, если когда-либо, при одном из тех восстаний, которые со времени 10 марта беспрестанно возобновляются и о которых правители города [т. е. мэрия, которая была с Конвентом на ножах] никогда не предупреждали Конвент… (на скамьях крайней левой поднимается резкий ропот; слева аплодируют).

Фабр д'Эглантин. Я прошу слова против вас, председатель!

Председатель. Если при этих постоянно возобновляющихся восстаниях случится, что нанесут оскорбление национальному представительству, то я заявляю вам от имени всей Франции… (На крайней левой кричат: „Нет, нет!“— Остальная часть Ассамблеи встает одновременно. Все члены кричат: „Да, скажите от имени Франции“).

Председатель. Я заявляю от имени всей Франции: уничтоженный Париж… (Яростные крики, раздающиеся на крайней левой, покрывают голос председателя. — Все члены с противоположной стороны восклицают: „Да, вся Франция отомстит достойным образом за подобное покушение“).

Марат. Сойдите с кресла, председатель: вы играете роль труса… Вы бесчестите Ассамблею… Вы покровительствуете государственным людям [в устах Марата — нет оскорбления хуже; „государственными людьми“ он иронически именовал жирондистов].

Председатель. Скоро будут искать на берегах Сены, существовал ли Париж… (На левой стороне подымается ропот. На противоположной стороне аплодируют.)

(Дантон, Дантцель, Друэ, Фабр д'Эглантин требуют слова.)

Председатель. Меч закона, с которого стекают еще капли крови тирана, готов обрушиться на голову всякого, кто осмелится стать выше национального представительства».

Однако сила была уже не на стороне жирондистов. Инару пришлось покинуть место председателя, и его занял друг Дантона, Эро де Сешелль. Затем Конвент проголосовал за уничтожение Комиссии двенадцати и за освобождение Эбера и других арестованных.

Однако на следующий день борьба возобновилась. Жирондист Ланжюине заявил, что вчерашний декрет недействителен. Конвент принимает компромиссное решение: те, кого освободили, — пусть будут освобождены, но комиссия двенадцати будет восстановлена.

Коммуна ответила восстанием Парижа против Конвента. 31 мая Конвент был окружен несколькими тысячами людей (позже называли цифру «80 тысяч», но это, вероятно, преувеличение).