Загадки любви

– А поседел он там, на войне? – Нам следовало поторопиться, но я продолжала расспросы.

– На войне. И поседел, и погрубел. Такие вещи рассказывал, не для женского уха. А прежде таким был красавцем джентльменом, куда мне до него.

Я осталась в машине, а Витя пошел в вытрезвитель, чтобы оплатить услуги за пребывание там Артура.

Артур вышел из здания еще более помятый, чем был вчера на вокзале, хмуро кивнул мне и сел на заднее сиденье, Витя устроился рядом с братом. Артур не оправдывался, не распинался о своем приключении, но салон машины наполнился таким въедливым запахом перегара, что объяснений не требовалось – кондиционер не справлялся с очисткой воздуха. Однако я мужественно вытерпела этот кошмар, довезя братьев до ближайшего метро, а сама поехала на работу.

Вновь все вместе мы собрались вечером, дома за прощальным ужином. Через два часа Артур уезжал в Москву. Выпив, Артур разговорился. Он бурно возмущался тем, что накануне, на кладбище, хитроватые бабули подсунули ему с приятелем бутылек самопальной водки. В ней он видел причину своей отключки, а не в количестве выпитого.

Галя поддакивала ему, сочувствовала и предлагала гостю и нам закуски:

– Ешьте маринованные огурчики! И заливное мясо, и селедку под шубой! Все свежее, только сегодня купила.

Выпили мы понемногу, внимательно следя за Артуром, чтобы его не развезло, а то в поезд будет не посадить.

Обсуждали финансовые вопросы. Гадали, когда Витя получит в издательстве аванс, а мне дадут надбавку. Прикидывали, как мы сможем помочь Артуру, чтобы он прекратил попрошайничать на улице. Артур молча слушал, попыхивая сигаретой, даже кивал, будто соглашаясь с нами. И вдруг, вмяв окурок в пепельницу, резко встал:

– Д-думаю, дискуссию фонда благотворительности пора закрывать! Зря вы обо мне б-беспо-коитесь. Д-деньги от вас мне не п-потребуются. Однако ж т-терпеть мое присутствие п-придется. Через пару недель я снова п-приеду в Питер, и думаю, что надолго. Обосноваться на первых порах мне п-придется в этой квартирке, д-другой возможности пока не вижу. Но меня к-коечка в коридоре, где я ночку провел, вполне устроит. Так вот: н-нахлебником я у вас не буду, с работой определился. Берут в бригаду на к-кладби-ще. Представьте, старого кореша по с-спортив-ной секции встретил! Я его первым приметил, а потом и он меня п-признал. Так что зарабатывать буду как б-белый человек, только черным налом!

– А кем вы там будете работать? – спросила недогадливая Галя, выпучив рыбьи глаза.

– Директором к-кладбища, кем же еще! – поддразнил ее Артур.

– Неожиданный кульбит! – озадачился новостью Витя. – Родители в Москве снова одни останутся. Только-только сына обрели...

– Родителям, сами п-понимаете, от меня лишь одно беспокойство было. Мать слезы ручьем лила, г-глядя на мои седые лохмы, все уговаривала п-подстричься и п-побриться. Но мне для работы надо б-было вид отшельника иметь. А порадую-ка я ее, братцы, хоть немного! Долли, т-тащи ножницы, отсечешь мне космы. А в Москве я уж и в п-парикмахерскую схожу. Мне дружок с к-кладбища сказал, что п-придется себя в чистоте и аккуратном виде содержать, тогда и к-клиенты б-больше платить будут.

– Значит, к усопшим уважения больше, чем к живым? – поглаживая гладко выбритый подбородок, заметил Витя.

– Родственникам требуется б-благостность при п-похоронах. Или когда могилку надо п-подправить. Так займемся моей п-прической, Долли?

– Я тоже могу! Я на курсах парикмахеров училась, – вызвалась помочь вездесущая Галя.

– Столько профессий, а без работы сидишь, – вставил Витя.

А я, оставив без внимания Галину инициативу, взяла Артура за руку и повела за собой.

В ванной, под краном, я вымыла ему голову и, слегка подсушив его косматые пряди, отвела в комнату. Усадив своего клиента на стул, поставленный в середине, накинула ему на плечи широкое полотенце. Подтыкая края у ворота рубашки, я коснулась рукой шеи Артура и удивилась, что кожа может быть такой шершавой, жесткой на ощупь. Начала перебирать пальцами еще влажные, седые волосы, спадающие ему на спину и плечи, и тоже ощутила отсутствие в них жизни.

– Долго отращивал космы? – поинтересовалась я.

– Уж и не п-припомнить. После вызволения из п-плена меня раз подстригли в обществе милосердия, а п-потом уж сам управлялся, как мог.

Я взяла ножницы и, щелкая ими, начала двигаться вокруг стула. Клочки омертвевших волос посыпалась на пол и колени Артура. Отойдя на пару шагов и критически взглянув на свою работу, осталась недовольна. Подравняла у одного уха, затем у другого, уподобясь лисице, делившей сыр для медвежат.

– Да не мучайся, Д-Долли. Давай под ноль.

Снимать волосы наголо без машинки я все же не решилась, боясь совсем изуродовать голову Артура. Сделала фольклорную стрижку под горшок. Посмотрев на свое произведение, я с гордостью произнесла:

– По-моему, неплохо. Кое-где клочья в сторону торчат, но у стилистов, слышала, это в моде.

Я подвела его к овальному зеркалу, висящему на стене, и отошла в сторону.

– Ну-ка, Долли, п-присоединяйся!

– Присоединиться? К чему?

– П-приставь свою мордочку рядом с моей. Хочу сравнить.