Тем временем документы Разрядного приказа (а там велся строгий учет) позволяют назвать точную цифру. В Конотопском бою погибло (или было казнено в плену, непосредственно после боя) 4769 великорусских ратных людей. То есть – практически весь отряд Пожарского вместе со своим начальником. Спастись удалось немногим. Из 2 тысяч казаков Беспалого, по свидетельству его самого, вырваться из окружения сумели несколько десятков. Вместе получается 6–7 тысяч погибших. Немалые потери понес и противник: по разным подсчетам – от 3 до 10 тысяч погибших татар и казаков Выговского.
Только получив известие о трагедии, Трубецкой осознал всю серьезность положения. Он приказал войскам укрепиться в лагере и приготовиться к отступлению.
Отступление началось на следующий день. Огородившись возами, русские направились на северо-восток. Многократно татары и выговцы штурмовали движущийся лагерь, пытались прорваться за ограждение, но, встреченные огнем русской артиллерии, каждый раз откатывались назад, неся большие потери.
В конце концов бесплодные атаки хану надоели. Орда отступила и устремилась грабить малорусские села и города. Все, что нельзя было увезти, «союзники» гетмана предавали огню. Жителей угоняли в Крым, где продавали на невольничьих рынках. Выговский тому не противился, даже содействовал, чтобы угодить хану, а заодно отомстить населению, не желающему участвовать в измене. Дорого обошлась украинцам «выдающаяся победа украинского оружия».
Итак, русские под Конотопом уступили татарам. Но это не являлось сокрушительным поражением. Был разгромлен один отряд. Потеряна часть кавалерии. Но другая ее часть, а также пехота и артиллерия, боеспособности не утратили. Боевые столкновения в последующие дни закончились в пользу русских. Армия отступила в полном порядке.
И конечно же конотопская неудача не стала «коренным переломом» в пользу Выговского. Ужас и траур в Москве, на которые любят указывать «национально сознательные» авторы, ссылаясь на выдающегося русского историка Сергея Соловьева, объяснялись вовсе не военной катастрофой (ее, повторюсь, не было), а иными причинами. Дело в том, что в кавалерийских частях, участвовавших в сражении, служило много московских дворян. Полученное в один день известие о гибели нескольких сотен представителей дворянских родов действительно повергло столичное общество в ужас. Москва погрузилась в траур. Могло ли быть по-другому? Но при чем же здесь «коренной перелом»?
Тут, вероятно, уместно привести сопоставление с результатом сражения у Балаклавы во время Крымской войны. Тогда, в октябре 1854 года, английская легкая кавалерия, в которой служили представители лондонских аристократических семей, атаковала русские позиции и была почти полностью уничтожена артиллерийским огнем (это была одна из немногих побед русской армии в Крымской кампании). Весть о случившемся повергла британскую столицу в шок. Но никакого коренного перелома от этого не произошло.
Однако вернемся к последствиям Конотопского боя. Что было дальше? Да в общем-то, то, что и должно было быть. Малороссийские казаки любили, выражаясь современным языком, «качать права» и устраивали бунты, отстаивая свои вольности. Но все они, от запорожской голытьбы до генеральной старшины, прекрасно понимали, что, оставшись без великорусской защиты, станут легкой добычей для татар и поляков. Испытывать судьбу ради удовлетворения амбиций и алчных запросов гетмана никто не хотел. Против Выговского вспыхнуло восстание.
Запорожцы атаковали татарские улусы, заставив хана поспешить с ордой на защиту своего государства. А без ханской поддержки гетман не мог ничего. Казаки оставили его. Народ отказался следовать за изменником. Малорусское население слало в Москву просьбы о возвращении великорусской армии.
«Уже все Заднепровье непоколебимо стоит на стороне Царя Московского», – сообщал польскому королю о положении в Левобережной Малороссии Анжей Потоцкий, командир небольшого отряда поляков, выполнявших при гетмане роль охраны.
На Правобережье все складывалось аналогично. «Не изволь, ваша королевская милость, ожидать для себя ничего доброго от здешнего края, – писал тот же Потоцкий. – Все здешние жители скоро будут московскими, ибо перетянет их к себе Заднепровье, а они этого и хотят».
И ведь прошло всего три месяца после Конотопского боя. Выговскому не оставалось ничего другого, кроме как позорно бежать. «Выдающаяся победа» оказалась началом его конца. Впрочем, разве с иудами может быть по-другому?
И еще один нюанс. Как вынужден был признать на одной из «научных конференций», посвященных «славной победе под Конотопом», известный украинский литературовед Валерий Шевчук, «в старинной украинской поэзии я не знаю памятника, который бы воспевал Ко-нотопскую битву 1659 года, хотя вообще украинская муза того времени чутко реагировала на выдающиеся события в казацком государстве».