Из Севастополя, осажденного англо-французским флотом, шли неутешительные вести. Солдаты сражались героически, но не хватало боеприпасов, интенданты разворовывали продовольствие и деньги. В довершение всех несчастий в 1854 году случилось то, чего не было со времени основания Петербурга: в Финском заливе появился вражеский флот! Это обстоятельство особенно наглядно показало жителям столицы, к чему привела политика императора Николая, которого льстецы сравнивали с Петром Великим. «Ожидание появления английского флота повергло всех в смятение. Генералитет мирного времени не был подготовлен к такому событию. Все растерялись и, сознавая необходимость обороны, не могли придумать, как и что следует оборонять. Наконец вспомнили, что при Екатерине II были приняты меры к защите Петербурга. Рылись в архивах, нашли там многое забытое и стали возводить укрепления по указаниям старины. Городские части, прилежащие к Неве, были объявлены на военном положении. Но Петербург, по-видимому, не тревожился, и не слышно было, чтобы кто-нибудь выселялся. Заботились по обыкновению нанимать дачи» (Н. Врангель. «Записки»). Несмотря на серьезность положения, петербуржцы не могли поверить в то, что городу угрожает беда. И действительно, укрепленный, готовый к обороне Кронштадт охранял подступы к столице. Поэтому появление кораблей противника в Финском заливе весной 1854 года явилось скорее демонстрацией, чем реальной военной опасностью. К осени корабли ушли, а весной 1855 года опять вернулись в Финский залив.
Для петербуржцев присутствие англо-французского флота стало чем-то вроде рискованного, а потому еще более интересного приключения. Даже царская семья приезжала в Кронштадт, чтобы поглядеть на неприятельский флот. В июне 1854 года Ф. И. Тютчев писал из Петербурга: «Я поехал в Петергоф, оттуда можно было разглядеть за Кронштадтским рейдом дым от неприятельских пароходов». Он сообщал, что в городе «много смеялись, вспоминая известие… в иностранных газетах, будто Петербург в ужасе, население бежало, и на защиту столицы привезено 40 тысяч башкир».
Нет, появление вражеского флота не повергло жителей столицы в панику, у них была другая тревога. Люди, воспитанные без критического взгляда на жизнь, словно проснулись от бездумного сна. Национальное чувство страдало, вера в непогрешимость императора быстро таяла. В обществе распространялись письма из Севастополя, присланные участниками и свидетелями его обороны. Знаменитый хирург Н. И. Пирогов писал жене в Петербург: «Сердце замирает… когда покороче ознакомишься с лицами, стоящими в челе власти… Если взглянуть на эту смесь посредственности, бесталанства, односторонности и низости, то поневоле начинаешь опасаться за участь Севастополя».
Фрейлина императорского двора А. Ф. Тютчева, которую никак нельзя заподозрить в революционных настроениях, записывала: «Россия тридцать лет занималась парадами, смотрами и маневрами и при опасности беспомощна! В публике крик негодования против правительства, ибо никто не ожидал того, что случилось!»
После тридцати лет молчания в столице зашептались. Недовольный, изумленный шепот в образованных кругах превращался в ропот. Стало очевидным, что политика Николая I — безумие, помеха на пути нормального общественного развития. Многие желали его отречения и даже его смерти. Император Николай предпочел умереть. Он умер так неожиданно, что по столице разнеслись слухи о его самоубийстве. Говорили, что он принял яд, не вынеся позора поражения в Крымской войне.
Император умирал в Зимнем дворце, лежа в небольшой полупустой комнате на походной кровати; лежал, укрывшись шинелью. Он был в бреду, но когда приходил в себя, спрашивал об известиях с фронта. Известия по-прежнему были плохими. За несколько часов до его смерти принесли очередную депешу. Николай отвернулся к стене и сказал: «Меня это уже не касается». Депешу передали наследнику престола Александру Николаевичу. 18 февраля 1855 года император Николай I умер.
Известие о его смерти не вызвало в столице особых сожалений. Умы подданных были заняты другим: все ждали необходимых перемен в общественной и государственной жизни; всюду шли разговоры о несчастной войне, обсуждались возможные условия мирного договора с Турцией и ее союзниками. Жизнь стала необыкновенно оживленной, все были полны надежд, словно люди, избавленные наконец от многолетнего гнета.
«Век девятнадцатый, железный…»