Загадки Петербурга II. Город трех революций

В ноябре 1919 года, в пору повальных обысков и расстрелов, Горький поделился своим открытием: «Ведь вот сейчас — оказывается, в тюрьме лучше, чем на воле: я сейчас хлопотал о сидящих на Шпалерной, их выпустили, а они не хотят уходить: и теплее и сытнее!», а в июне 1921 года задушевно повествовал: «Я знаю, что и в Чрезвычайке есть герои. Носит в известке костей своих — любовь к человеку, а должен убивать. У него морда пятнами идет, а должен… Недавно тут сидел человек и слушал рассказы чек[иста]. Тот похвалялся черт знает каким душегубством. И вдруг улыбнулся. Все-таки улыбнулся. Тот человек обрадовался: „Видите, даже чек[ист] улыбнулся. Значит, и в нем человеческое“». Чего хотел этот ломаный человек, неужели он думал, что его цинизм примирит интеллигенцию с властью? А с другой стороны, деваться ей было некуда, так что пусть принимает нас такими, какие мы есть, — «черненькими».

Горький любил обращаться со своими «историйками» к Александру Блоку, и трудно сказать, чего в этом было больше — злого юродства или бессознательной мести поэту, слава которого превзошла его собственную. 3 декабря 1919 года Чуковский записал, как «Горький с просветленным и сконфуженным лицом (курсив мой. — Е. И.) сказал Блоку: „Александр Александрович! Сын рассказывает — послушайте“. Далее следовал рассказ: в Москве женщина приютила белого офицера, влюбилась в него и по его просьбе позвала к себе знакомых офицеров. „Сошлось человек двадцать, он сделал им доклад о положении дел у Деникина, а потом вынул револьвер — руки вверх — и всех арестовал и доставил начальству. Оказывается, он и вправду б[ывший] деникинец, теперь давно перешел на сторону Сов. Вл. и вот теперь занимается спортом. Недурно, а? Неглупо, не правда ли?“» К концу жизни Александр Блок не мог выносить присутствия Горького.

А бумажная круговерть «Всемирной литературы» принесла весьма скромные результаты: ко времени отъезда Горького из России осенью 1921 года было издано всего 53 тома серии. Уже не было на свете членов редакционной коллегии Ф. Д. Батюшкова, А. А. Блока, Н. С. Гумилева, многие сотрудники издательства поспешили эмигрировать. Они не испытывали благодарности к Горькому за его старания породнить интеллигенцию с властью. «У нас было отнято все, и все в нас было запятнано прикосновением — неизбежным — к звериному быту. Души наши были конфискованы», — писал один из эмигрантов, критик А. Я. Левинсон. В 1924 году издательство «Всемирная литература» было закрыто.

О Горьком написано много плохого и хорошего, и то и другое справедливо, но надо помнить, что без его инициатив судьба петроградской интеллигенции была бы еще трагичнее. Тяжелое время требовало от людей особых качеств, в пору военного коммунизма главным было умение добывать пайки — «пайколовство»[16]. У художника Ю. П. Анненкова обнаружился талант в этой области: «Я получал общий гражданский, так называемый голодный паек. Затем „ученый“ паек, в качестве профессора Академии Художеств. Кроме того, я получал „милицейский“ паек за то, что организовал культурно-просветительную студию для милиционеров… Я получал еще „усиленный паек Балтфлота“, просто так, за дружбу с моряками, и, наконец, самый щедрый паек „матери, кормящей грудью“ за то, что в Родильном центре „Капли молока имени Розы Люксембург“ читал акушеркам лекции по истории скульптуры». У большей части интеллигенции такого таланта не было, и она находилась в отчаянном положении. В 1920 году А. М. Горький стал инициатором создания «Комиссии по улучшению быта ученых» — КУБУ (затем реорганизованная в Центральную комиссию — ЦЕКУБУ). «Это учреждение, боровшееся с нищетой, — вспоминал Юрий Анненков, — помещалось на Миллионной улице (оно находилось на Дворцовой набережной, 26, в Доме ученых. — Е. И.). Научным деятелям, приходившим туда в лохмотьях, в рваных ботинках, с рогожными мешками и детскими салазками, выдавался недельный паек: столько-то унций конины, столько-то крупы, соли, табака, суррогатов жира и плитка шоколада». Встречаясь в очереди в дни выдачи пайков, ученые обменивались новостями, и по большей части новости были печальные: «В 1920 году, прибыв однажды в Дом ученых, — вспоминал Семенов-Тян-Шанский, — я узнал от академика Н. Я. Марра, что только что скончался академик А. А. Шахматов от последствий голода и непосильных личных физических трудов по рубке, колке и переноске дров… Около того же времени умер от дизентерии академик-египтолог Б. А. Тураев, у которого я успел приобрести экземпляр его печатного курса истории Ближнего Востока. Говорили, что он скончался в то время, когда сам пел себе отходную. Удивительная сила человеческого духа!» Пайки ЦЕКУБУ получали не только ученые, но и писатели, и деятели искусства. Горький особенно радовался тому, что в пайках был шоколад, рассуждая с привычной смесью простодушия и цинизма: «Революция их сильно обидела. Нужно дать им по шоколадке, это многих примирит с действительностью и внутренно поддержит!»