Читаем Загадки старинных кладов полностью

2. Книги, привезенные Софьей Палеолог.

3. Книги, которые дарили самому Ивану Васильевичу и которые изготавливались для него лично и покупались для его нужд в других странах.

Книги, собранные в 1396–1527 гг., были в основном церковными трудами и богослужебными рукописями, написанными на латинском и греческом языках. Книги, привезенные Софьей Палеолог, являли собой рукописные манускрипты на тонком пергаменте и зачастую имели роскошные, драгоценные переплеты. Авторы этих рукописей — люди весьма известные в древней истории: полководец Юлий Цезарь, знаменитейший римский оратор Цицерон, историк Тацит, первый византийский император Юстиниан, поэт Вергилий, знаменитейший римский юрист Папиниан, римский император Феодосий Великий… Список можно продолжать очень долго. Ценность их так громадна, что представить невозможно. Так, например, греческий историк Полибин написал 40 томов "Всеобщей истории". Они не сохранились нигде. Возможно, что они все еще лежат в тайнике под церковью Святого Лазаря.

Остальные тома были либо куплены специально для царя, либо подарены ему. Например, папа римский прислал в дар в 1576 г. роскошную книгу о Флорентийском соборе. Стефан Баторий подарил Ивану IV книгу, изданную в Германии, "История князей русских". Книги тогда считались истинно королевским подарком, ибо по большей части были уникальны. Многие из этих произведений имели оклады, украшенные золотом и дразненными камнями, весили до 60 кг и переносились на индивидуальных носилках. И эти драгоценные книги Иван Грозный поволок бы за согни километров, подвергая их опасности? Нет, ни за что! Они остались там, где и лежали до этого в течение многих лет.

Что же нам теперь известно доподлинно? То, что в подвалах церквей Спаса на Бору и Святого Лазаря имелись глубокие, качественно сделанные подвалы, сложенные из белого дорогомиловского камня. Подвалы эти размуровывались трижды, в 1472, 1518 и 1565 гг. Тайник был расположен рядом с царскими покоями, т. е. всего два места подходили под такое определение. Это все те же два старинных храма.

Церковь Рождества Богородицы находится на втором этаже Теремного дворца. Под этой церковью находилась другая — церковь Святого Лазаря. Иными словами верхняя церковь была построена в 1514 г. над старой, нижней, которая во времена Дмитрия Донского называлась храмом Рождества Богородицы. Он был домашней церковью цариц и царевен. Именно в ней погребались умершие великие князья и хранилась великокняжеская казна. С постройкой верхней церкви нижнюю упразднили и затем долгое время, т. е. с 1584 по 1837 г., эта церковь как бы и не существовала. В 1837 г. при постройке нового Кремлевского дворца рабочие случайно пробили отверстие в полу и нашли там некое темное помещение. Это и были остатки церкви Святого Лазаря. Показательно, что древнюю церковь восстановили, а вход в нее сделали со двора церкви Спаса на Бору.

Естественно, что никто и никогда в этой церкви тайников не искал. Церковь Спаса на Бору отстроил князь Иван Калита в 1330 г.! Каменные блоки везли из Дорогомилова. При Иване III началось строительство каменного дворца, он как раз находился напротив алтаря церкви Спаса на Бору. Рядом с церковью был выстроен Спасский монастырь. Этот монастырь выполнял роль церковноприходской школы. Там учили грамоте, рисованию икон и переписывали книги. Максим Грек переписывал "Триоди" и другие книги в этом монастыре. Где-то рядом находилось хранилище этих самых книг. Ведь не таскали же их с другого конца города! Все было рядом. Как в современных библиотеках. И абонемент, и читальный зал всегда расположены рядом, это вполне нормально и естественно.

Так же было и тогда. Очень разумно, безопасно и удобно. Так, как и должно было быть. Специально выписанный из-за границы переводчик, особа, находящаяся под покровительством самого царя, он конечно же был допущен в "святая святых"! Он был допущен не только в домашнюю церковь (куда вообще доступ имели единицы), но и в тайное хранилище под ней.

В 1527 г., при Василии Иоанновиче, собор Спаса на Бору был заново перестроен. По своей архитектуре он был прост — невысокий, прямоугольный в плане и свод его опирался на четыре столпа. Несмотря на многочисленные переделки и ремонты, надо признать, что теперешний храм остается на том же месте, и на том же фундаменте, и в тех же стенах, которые были воздвигнуты в 1527 г. В 1836 г. под полом была найдена каменная гробница с остатками тела и одежды, которую датировали XIV–XV вв. А двойные сводчатые подвалы, о которых говорит пастор Ватерман, должны располагаться много глубже гробниц.

В физике есть хороший принцип лезвия Оккама. Он гласит (в переводе на общедоступный язык) — "Не ищите новых объяснений там, где можно обойтись старыми".

Вот и мы, подводя итог нашим рассуждениям, можем уверенно констатировать следующее.

Во-первых, так называемая "библиотека Ивана Грозного" имеет к самому Ивану IV самое опосредованное отношение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие тайны истории

В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора
В поисках сокровищ Бонапарта. Русские клады французского императора

Новая книга известного кладоискателя А. Косарева, написанная в соавторстве с Е. Сотсковым, захватывает не только сюжетом, но и масштабом интриги. Цена сокровищ, награбленных и спрятанных Бонапартом при бегстве из России, огромна во всех отношениях. Музейное дело в начале XIX в. только зарождалось, и мы даже не знаем, какие шедевры православного искусства оказались в числе трофеев «Великой армии» Наполеона. Достаточно сказать, что среди них были церковные драгоценности и реликвии главных соборов Московского Кремля, десятков древних монастырей…Поиски этих сокровищ продолжаются уже второй век, и вполне возможно, что найдет их в глуши смоленских лесов или белорусских болот вовсе не опытный кладоискатель, не историк, а один из тех, кто прочитает эту книгу — путеводитель к тайне.

Александр Григорьевич Косарев , Евгений Васильевич Сотсков

История / Образование и наука
ТАСС уполномочен… промолчать
ТАСС уполномочен… промолчать

«Спасите наши души! Мы бредим от удушья. Спасите наши души, спешите к нам!..» Страшный в своей пронзительной силе поэтический образ из стихотворения В. Высоцкого лучше всяких описаний выражает суть сенсационной книги, которую вы держите в руках. Это повествования о советских людях, которые задыхались в гибнущих подлодках, в разрушенных землетрясениями городах, горели заживо среди обломков разбившихся самолетов, сознавая, что их гибель останется не известной миру. Потому что вся информация о таких катастрофах, – а их было немало, – тут же получала гриф «Совершенно секретно», дабы не нарушать идиллическую картину образцового социалистического общества. О разрушительных американских торнадо советские СМИ сообщали гораздо больше, чем об Ашхабадском землетрясении 1948 года, которое уничтожило многонаселенный город. Что уж говорить о катастрофических событиях на военных кораблях и подводных лодках, на ракетных полигонах! Сейчас кажется странной эта политика умолчания, ведь самоотверженность и героизм, проявленные во время катастроф, и были достойны стать примером верности самым высоким идеалам человеческих отношений. И потому столь нужны книги, которые приподнимают завесу тайны не только над землетрясениями в Ашхабаде или Спитаке, трагедией «Челюскина» или гибелью подлодки «Комсомолец», но и над теми событиями, что остались не вполне понятны даже их участникам…

Николай Николаевич Николаев

История / Образование и наука

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука