Загадки Столетней войны

Привет
И благодарность вам от сердца, лорды.
Преодолев и зимние невзгоды,
И ярость волн морских, уйдя от бездн
Зияющих, от скал вооруженных,
Привел корабль я к пристани желанной,
Где все мои надежды и награда;
И вот я здесь, коленопреклоненный,
А вот и жатва первая меча,
Которую я снял в преддверье смерти,
Король Богемский, мной самим сраженный.
Его войска меня кругом теснили:
Для их мечей, как молоты тяжелых,
Мой шлем был наковальней, – но поддержку
Я в мраморной своей отваге черпал;
Когда же утомившиеся руки
Мне стали изменять, как дровосеку
Топор перед громадою дубов,
Тогда я тут же вспомнил и о ваших
Дарах и о своем обете пылком:
Отвага мне вернула бодрость духа,
Я силой прорубил себе дорогу
И враг бежал. Десница Эдуарда,
Как видите, свершила то, что ей
Велели вы и долг.

Король Эдуард

Да, Нэд, бесспорно
Ты рыцарское званье заслужил.
Твоим мечом, еще доныне теплым

(Взяв меч у солдата и коснувшись им коленопреклоненного принца)

От крови тех, кто смерть тебе готовил,
Тебя я посвящаю. Встань же, рыцарь!
Сегодня праздник мне: в тебе обрел я
Достойного наследника престола.

Надо сказать, что сын короля Чехии Карл, ставший после смерти отца королём Карлом І, а через несколько лет императором Священной Римской Империи Карлом ІV, проявил меньшую отвагу (или большую сметливость), правильно оценив обстановку и покинув поле сражения. Но вряд ли туристы, проходя по Карловому Мосту в Праге (построенному во время пребывания Карла Люксембургского на чешском престоле) или посещая там же Карлов университет (основанный по указу Карла через два года после битвы, сделавшей его королём), задумываются о связи их с давно завершившейся войной на другом конце Европы.

И если мы откроем страницы уже упоминавшейся «Лилии и льва» Мориса Дрюона, то почитаем там горькие строки, нелегко давшиеся патриоту Франции:

Ах, никто и не собирается отрицать, что были и с французской стороны героические деяния, были! Вот, скажем, Иоганн Богемский, который ослеп к пятидесяти годам, пожелал участвовать в бою и потребовал, чтобы его коня с двух сторон привязали к коням двух его рыцарей; и слепец-король бросился в самую гущу схватки, потрясая своей палицей, и кого же он ею сразил? Да тех же двух злосчастных рыцарей, что скакали по обе стороны от него… После боя нашли его труп, так и привязанный к двоим убитым его соратникам, можно ли найти более совершенный символ для этой рыцарственной, полуослеплённой забралом касты, которая, презирая простой люд, укокошивает сама себя ни за что, ни про что.

Вечером после битвы при Креси Филипп VI в сопровождении всего полдюжины рыцарей без толку блуждал по полям и лугам и наконец постучался у дверей какого-то захудалого замка и жалобно взмолился:

– Откройте, откройте скорее несчастному королю Франции!

Пуатье