- Дочь оптовика-жестянщика я видела, - заметила Кисмина. - Она бы тебе не понравилась. У сестры-была такая подруга, сюда приезжала.
- О, так у вас здесь и другие бывали? - удивленно воскликнул Джон.
Кисмина как будто пожалела о своих словах.
- Да, да, - сказала она, - бывали и другие.
- А вы - а ваш отец не боялся, что они как-нибудь проболтаются?
- Ну, боялся, конечно, боялся, - отвечала она. - Давай о чем-нибудь другом, более приятном.
Но Джона проняло любопытство.
- Более приятном! - возразил он. - А чего тут неприятного? Они вам что, не пришлись по нраву?
К его великому удивлению, Кисмина расплакалась.
- О-о-ой, они были такие ми-и-илые. Я к ним так привя-а-азывалась. И Жасмина тоже, а она все равно приглашала. Вот уж этого я не понимаю, и все.
В сердце Джона зародилось темное подозрение.
- Они, значит, проговорились, и ваш отец их ликвидировал?
- Если бы хоть так, - пролепетала она. - У отца все заранее решено - а Жасмина все равно писала им, чтобы они приезжали, и им у нас так нра-а-авилось!
Она совсем разрыдалась.
Ошеломленный жутким открытием, Джон сидел, разинув рот, а по нервам его от позвоночника шло воробьиное трепыхание.
- Вот я и проболталась, а не надо было, - сказала она, вдруг успокоившись и отерев свои темно-синие глаза.
- Ты хочешь сказать, что твой отец умерщвлял их еще здесь?
Она кивнула.
- В конце августа это бывало - или в начале сентября. Чтоб мы успели как следует с ними порадоваться.
- Какой ужас! Да нет, я, наверно, с ума схожу. Неужели ты правда...
- Правда, - прервала Кисмина, дернув плечиком. - Нельзя же было держать их, как этих авиаторов, - нас бы тогда каждый день совесть мучила. И отец очень жалел нас с Жасминой, он все это устраивал раньше, чем мы ожидали. Так что и прощаться было не надо...
- Значит, вы их убивали! Ой-ой, - вырвалось у Джона.
- И все очень тихо делалось. Им просто давали на ночь много снотворного, а семьям потом сообщали, что они заболели в Бьюте скарлатиной и умерли.
- Но как же, и вы снова приглашали других?
- Не приглашала я, - рассердилась Кисмина. - Никого я не приглашала. Это все Жасмина. Зато им здесь было очень хорошо. Она им делала такие чудные подарки под конец. И я, может, тоже буду приглашать - потом, вот стану не такая чувствительная. Какая разница, все равно ведь им когда-нибудь умирать, а нам уж, значит, никакой радости в жизни. Ты подумай, как бы здесь скучно было, если б никто никогда не приезжал. Папа с мамой даже своих лучших друзей не пожалели.
- Значит, так, - вскипел Джон, - значит, ты позволяла мне за собой ухаживать, и сама меня завлекала, и соглашалась выйти за меня - и все это время ты прекрасно знала, что жить мне осталось...
- Да нет же, - запротестовала она. - Уже теперь все не так. Сначала - да. Вот ты приехал, что тут поделаешь, и я хотела, чтобы и тебе напоследок и мне тоже было хорошо. А потом я в тебя влюбилась - и мне теперь, правда, так жалко, что тебе... что тебя придется усыпить, хотя лучше пусть усыпят, чем ты будешь целоваться с другой.
- Ах, лучше, да? - яростно выкрикнул Джон.
- Уж конечно, лучше. И еще мне говорили, что девушке гораздо интереснее с мужчиной, за которого она знает, что не выйдет. Ой, ну зачем, я тебе сказала! Я теперь, наверно, все тебе испортила, а мы ведь так радовались, покуда ты не знал. Вот так я и думала, что тебе грустно станет.
- Ах, ты так и думала? - Джон трясся от гнева. - Нет уж, хватит с меня. Раз в тебе нет ни чести, ни достоинства, раз ты могла крутить роман почти что с мертвецом, так я и знать тебя больше не хочу!
- Ты не мертвец! - в ужасе встрепенулась она. - Ты никакой не мертвец! Не смей говорить, что я целовалась с мертвецом!
- Да я не так сказал!
- Нет, ты сказал! Ты сказал, что я целовала мертвеца!
- Не говорил я этого!
Они оба кричали, и оба разом смолкли: кто-то приближался. Шаги были все слышнее, розовые кусты раздвинулись: перед ними возникло гладкое благородное лицо и проницательные глаза Брэддока Вашингтона.
- Кто целовал мертвеца? - поинтересовался он с явным неодобрением.
- Никто, - поспешно отвечала Кисмина. - Мы просто шутили.
- А почему вы тут болтаетесь вдвоем? - резко спросил он. - Кисмина, тебе сейчас надо... надо читать или играть в гольф с сестрой. Иди читать! Иди играть в гольф! Чтоб я тебя здесь больше не видел!
Он кивнул Джону и удалился.
- Ну что? - сердито сказала Кисмина, когда его шаги замерли. - Вот ты все испортил. Теперь нам нельзя больше видеться. Он не позволит. Знал бы он, что мы влюблены, он бы тебя отравил!
- А мы и не влюблены, хватит! - взбесился Джон. - Это он может успокоиться. И не думай, пожалуйста, что я собираюсь здесь оставаться. Через шесть часов я буду за горами - зубами прогрызусь - и поеду к себе на Восток.
Они стояли друг против друга, и тут Кисмина подошла к нему вплотную и взяла его под руку.
- И я с тобой.
- С ума ты сошла...
- Конечно, я с тобой, - отрезала она.
- Да ни за что на свете. Ты...
- Ладно, - спокойно сказала она. - Тогда мы сейчас догоним папу и все с ним обсудим.
Джон покорился с вымученной улыбкой.