Загадочная Коко Шанель

Она одела улицу в шанель, так сказать, шанелизировала ее, и гордилась этим.

Украшения Коко: «Состояния, которые ничего не стоят»

«Чего только я не сделала за свою жизнь! — говорила Коко. — Даже газету!» Разумеется, некоторым из своих начинаний по разным причинам она придавала особое значение. Духам, принесшим ей деньги и независимость. Украшениям[249], которые позволяли ей соединять драгоценные камни с фальшивыми, заставляя их сверкать в лучах света, играть ими, подобно тому, как она это делала со своей жизнью, мешая реальное и воображаемое, доказывая тем самым, что придуманное может отлично совмещаться с подлинным.

Она говорила:

«Мне наплевать на драгоценности. Они ничего не приносят, ничего не добавляют к радости жить. Как правило, женщины очень ими дорожат. Но их им не дарят. Я вовсе не ценю их, а мне их много дарили. Всякий раз мне приходилось отказываться:

— Нет, спасибо! У меня достаточно драгоценностей. Что вы хотите, чтобы я с ними делала?

Она говорила:

«На мне так много колье, цепочек, брошек, серег, камней всех цветов, что трудно поверить, когда я утверждаю, что не люблю драгоценности. Что я не люблю в самом деле это камни ради камней — большие, как пробка от графина, бриллианты, которые служат свидетельством, внешним знаком богатства мужа или любовника женщин, которые их носят. Я не люблю драгоценности ради драгоценностей, бриллиантовые серьги или нити жемчуга, которые вынимают из сейфа, чтобы показаться в них вечером, а потом кладут обратно в сейф и которые чаще всего принадлежат какому-нибудь акционерному обществу. Все это драгоценности-которые можно-продать-в-случае-кризиса. Драгоценности для богатых. Я не люблю их».

Она говорила:

«Украшений должно быть много. Если они настоящие, это отдает хвастовством и дурным вкусом. Я делаю фальшивые и очень красивые. Они даже красивее настоящих».

Она говорила:

«Украшения ставят свою метку на эпохе. Я бы хотела, чтобы моя была отмечена бижутерией Шанель. Так и будет! Я думаю о всех женщинах, которые, благодаря украшениям Шанель, носят на себе ничего нестоящие состояния. Я спросила одну из своих манекенщиц, сколько стоило бы то, что у нее на шее, если бы было настоящим:

— Понятия не имею, Мадемуазель.

— Шестьсот или семьсот миллионов.

Это были изумруды, изготовленные оптом. Фальшивые всегда надо делать оптом. Они стоили около двадцати тысяч франков».

Она говорила: «Украшения — это орнамент. Я делаю очень красивые. Некоторые так красивы, что сама изумляюсь. Они роскошны, совсем как византийские. Почему все, что я делаю, носит на себе печать чего-то византийского?»

Она говорила: «Если я сниму все свои украшения, на что я стану похожа?»

Она говорила:

«Я не привязываюсь к драгоценности, как не привязываюсь к дому. Если я его покидаю, то навсегда. Но это маленькое кольцо — мой талисман. Я родилась в августе. Мой талисман — золото и топаз».

Она говорила:

«На улице надо носить только фальшивые драгоценности. Настоящие надевают дома, чтобы время от времени доставить себе удовольствие».

Она делала украшения, сидя у себя в салоне на краешке дивана перед очень низким китайским столом. На нем в коробочках или маленьких чашах — камни всех размеров и цветов. В руках у нее эластичный шар, похожий на жевательную резинку. Она распластывала его на столе и, фантазируя, инкрустировала камнями, мешая настоящие с фальшивыми, принимая в расчет только тот эффект, какой они производят в целом. У нее были изумительные изумруды и очень красивые, очень редкие рубины. Но она не меньше любила и розовые рубины из Сиама и не слишком дорогие светлые цейлонские сапфиры. «Нет ничего красивее топазов этой золотой воды», — говорила она.

Герцог Вестминстерский подарил ей изумрудный окруженный бриллиантами гарнитур: кольцо, серьги, браслет и колье. И в таких же футлярах два совершенно одинаковых браслета из индийских изумрудов, кроваво-красных рубинов и кашмирских сапфиров. Ей случалось надевать их.

— На мне это выглядит смешно, — говорила она.

И, закрывая футляры:

— Надо разобрать все это на части.

Она это сделала, и камни присоединились к тем, что наполняли коробочки и маленькие чаши и которыми она играла, создавая свои украшения.

Она охотно побывала бы снова в Шатцкаммер, сокровищнице Мюнхена, где она восторгалась украшениями эпохи Возрождения и Византии, особенно византийскими крестами, инкрустированными тяжелыми камнями. Описывая их, она вспоминала и свое путешествие в Равенну, где посетила усыпальницу римской императрицы Галлы Пласидиа[250].

Она говорила: