Загадочная пленница Карибов

— Ладно, пусть будет так. Посмотрим. А пока что adiys[40]. К ужину вернусь. Позаботься о Хайме, если он придет раньше меня.

Чика послушно опустила глаза. У нее были длинные светлые с рыжеватым оттенком ресницы.

— Благослови вас Бог, целительница! — поприветствовала Франсиска, смиренно остановившись на пороге.

Она вглядывалась в темное жилище и ничего не могла разглядеть, кроме очага посередине, который скудно освещал бесчисленные глиняные горшки и темные бутыли в дальнем углу.

— Называй меня просто Мароу, — послышался голос. Сама ведунья скрывалась во тьме, как паук в своей паутине. — Подойди поближе, дай посмотреть на тебя. Мои глаза уже не так прозревают тьму.

Франсиска нерешительно сделала несколько шагов. Она почти раскаялась, что пришла сюда. Было в этом месте что-то жуткое.

— Вот так лучше.

И Франсиска смогла разглядеть представшую перед ней.

То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Никогда в жизни она не встречала такой бесформенной расплывшейся фигуры. Перед ней восседала женщина, голова которой была как орех — круглой и столь же маленькой. Казалось, она не имела никакого отношения к той жировой горе, на которой лежала. А гора эта колыхалась и перекатывалась во все стороны, словно жила собственной жизнью.

Мароу засмеялась. Это было похоже на бульканье закипающего супа:

— Да-да, я не самое стройное создание на свете, это ты правильно заметила. И двигаюсь я, только когда уж сильно припрет. Но такое случается редко. Люди, которым от меня что-то нужно, сами приходят ко мне. Как и ты. Так как твое имя и зачем ты пришла?

— Я Франсиска Оэлос, — ответила Франсиска, изо всех сил стараясь придать голосу естественное звучание. — Я знакома с доньей Инес, которая поведала мне ваше имя…

— Твое имя…

— Что?

— Можешь спокойно говорить мне «ты», как и я тебе. Итак: «которая назвала мне твое имя»…

— Да… хорошо. Которая назвала мне твое имя, Мароу.

— Уже лучше. Не бойся, мы ведь здесь одни, а, Каналья?

При этих ее словах откуда ни возьмись слетел трогон, чуть не до смерти напугав Франсиску. Вообще-то она заметила сидящую на жердочке птицу, но думала, что это чучело. Каналья приземлился на голову Мароу, встряхнулся и застыл в прежней позе. Мароу сказала:

— Я не знаю никакой доньи Инес. По крайней мере, не знаю женщины, которая назвалась бы таким именем. Но хорошо знаю сеньору, которую ты имеешь в виду. Это я всегда знаю. — Она снова забулькала. — И знаю, что ты назвала мне свое настоящее имя. А теперь ответь мне, почему ты так жаждешь ребенка?

Франсиска оторопела:

— Не знаю. Но так должно быть. Всегда так было.

— Расскажи мне о себе. Я смогу тебе помочь, только если буду знать все. Не хочешь — можешь прямо сейчас уйти.

— Клянусь Пресвятой Девой, нет!

Нет, Франсиска не ушла бы ни за что на свете! И поэтому начала рассказывать о Хайме, об их жизни, о том, что происходит изо дня в день. Когда она закончила, целительница помолчала, а потом вдруг приказала:

— Пододвинь ту скамью и ложись на нее голой.

— Голой?

— Да, голой. Мне надо посмотреть твое тело.

Франсиску покоробило. Она не была привычна раздеваться перед чужими людьми, да и перед собственным мужем тоже. Когда он возлегал с ней, она всегда была в исподнем, которого не снимала даже во время исполнения супружеских обязанностей. Плотское единение не должно переходить в утехи, оно служит лишь деторождению, продолжению рода… Франсиска нехотя разделась.

— Пододвинь-ка скамью еще ближе, на расстояние моей вытянутой руки и ложись на нее животом вверх.

После некоторой заминки Франсиска лежала наконец на спине, уставив взгляд в закопченный потолок хижины.

— Моя рука сейчас пройдется по тебе. Не бойся.

Нечто похожее на большую фрикадельку с торчащими из нее пятью выростами приблизилось к Франсиске и улеглось на ее лоб. Спустя какое-то время раздался голос Мароу:

— Ты была искренна, твоя жажда иметь дитя велика, я чувствую это.

Фрикаделька покатилась дальше, раздвигала ее веки, губы, вытягивала язык и засовывала его обратно.

— Может, тебе и странно все, что я с тобой проделываю, — звучал при этом голос Мароу, — но матка — живой орган, который только тогда готов к зачатию, когда все окружающие его органы здоровы.

Франсиска почти не дышала. Никогда в жизни не слышала она таких откровенных речей.

Фрикаделька путешествовала дальше. Она прокатилась по гортани и щитовидной железе, ощупала тяжелые груди Франсиски, которые в лежачем положении распластались по бокам, проверила соски, селезенку, печень, прихватила своими выростами жировую складку на животе, оттянула и отпустила, чтобы увидеть, как она разгладится, проверила пульс на обоих запястьях, упругость ягодиц и ляжек.

— Для хорошего самочувствия матки все имеет значение, — раздавался голос Мароу. — Каждая мелочь. Положение органов, их цвет, величина, упругость и многое другое…

— И что? — не выдержала Франсиска. — Я здорова?

— Не так быстро, — ответствовала ведунья. — Нам предстоит еще самое главное. — Она положила руку на ее лобок. — Я должна услышать, что говорит твоя матка.

— Моя матка что-то говорит?! Пресвятая Дева, что же?